Некоторые психоаналитики утверждают, что эротическое влечение между отцом и дочерью, так же как между сыном и матерью, заложено в человеке изначально на известной стадии человеческого развития; не получив нормального удовлетворения, оно хранится и в памяти современного человека в виде скрытых желаний. Необходимо прежде всего констатировать: в наше время случаев инцеста, то есть «кровосмешения» между членами одной семьи, гораздо больше, чем думают обычно. Различными исследователями установлено, что от полутора до пяти процентов людей и каждое из десяти семейств когда-либо сталкивалось с инцестом — и это в так называемых культурных государствах. Однако известной становится лишь малая часть таких случаев. вероятно один из двадцати. Согласно исследованиям Вашингтонского университета, в 1976 году запрет на инцест нарушался в Америке более 100 000 раз. Лишь одна из пяти девушек пережила последствия инцеста без вреда для психики. Почти у всех осталось чувство собственной неполноценности. Блэр и Рита Джастис из Хьюстонского университета в Техасе считают, что лишь от пятнадцати до двадцати процентов инициаторов инцеста подпадают под категорию психопатов и педофилов. Инцестуозные отношения с детьми завязываются по большей части до наступления их зрелости. Они часто заканчиваются лишь тогда, когда девушка покидает родительский дом или попросту бежит из него. Согласно мнению обоих исследователей, наименьшую травму участникам причиняют обычно отношения между братом и сестрой.
Особого внимания заслуживает судебный отчет из лондонской газеты «Таймс» от 15 августа 1976 года, когда перед судом предстала девятнадцатилетняя Норин Винчер, обвиненная в убийстве своего отца. Причина: отец насиловал и жестоко обращался с ней с девятилетнего возраста.
«Как показывают статистические данные (по Англии и Ирландии), подобные отцы вовсе не представляют собой асоциальных исключений, это средние обыватели. которых на первый взгляд не отличишь от других сограждан и которые считают себя вправе абсолютно распоряжаться женой и детьми… Страх испытывают только дети: страх перед насилием отца, перед реакцией матери и перед общественностью, которая обычно приходит к выводу, что подвергнувшаяся насилию проявляла недостаточно послушания и была наказана отцом. Не отец виноват здесь, а дочка-нимфоманка», — подчеркивает судебный репортер «Таймс». И жертва тоже глубоко усвоила эту общественную норму. На заключительном заседании Норин Винчер сказала: «Он был отец, его надо было слушаться, другие члены семьи молчали и все принимали, я одна была непослушная и все время его провоцировала. Вызов всегда бросала я, но это редко было сексуальное желание, скорей потребность в близости, нежности и самоутверждении. Я была соблазняющей стороной, и только я несу вину».
Этот судебный отчет заставляет вспомнить два мифа: один — из Библии, другой — греческий. После извержения вулкана на Мертвом море из Содома бежит семья Лота. С матерью во время бегства случается беда, и она умирает. Обе дочери уверены, что они с отцом единственные из людей остались в живых после катастрофы. На первом же привале они подпаивают его до бесчувствия и по очереди совокупляются с ним, причем он об этом не подозревает. Согласно религиозному преданию. города на Мертвом море были уничтожены смолой и серой, «ибо грехи их были так тяжелы», что среди жителей не нашлось и десятка праведников; лишь Лот был пощажен как человек безгрешный и богобоязненный. «И напоили (дочери) отца своего вином и вошли (сначала одна, потом другая) и спали с отцом своим, и он не знал, когда они легли и когда встали»[46]
. Он ничего не знал. Он был невиновен.В греческом мифе Мирра, избалованное нарциссическое существо, любила и обожествляла только своего отца, царя Кинира. Она сделала все, чтобы переспать с ним. С помощью любовного напитка, который приготовила ей ее кормилица, Мирре удалось опоить отца; двенадцать ночей подряд она делила его ложе — не из страсти, а только чтобы воплотить свою мечту о любви. Пробудившись от опьянения, отец хотел убить дочь; однако богиня Афродита, всепонимающая и всепрощающая богиня любви, превратила спасавшуюся бегством девушку в благоухающий прекрасный куст, который с тех пор называется ее именем. Это куст мирры. В греческом мифе, как и в библейском, дочь — главная виновница кровосмешения; это отвечало мужским представлениям.
Но спустимся с Олимпа на землю. Не порождена ли привязанность дочери к отцу еще и чарующей властью, таинственным престижем, которым со времен патриархата наделена фигура отца? Усилиями всех женщин отец в семье оказывается вознесен на пьедестал, и это укрепляло в маленькой девочке убежденность в его мистическом превосходстве.