Женщина в гриме

Жюльен явно считал ее всемогущей, ответственной за счастье как всех окружающих, так и за свое собственное. Так хорошая охотничья собака приводит к всемогущему хозяину потерявшихся и раненых псов. Она поглядела на него и улыбнулась, понимая, что теперь Жюльен всю свою жизнь – если, конечно, она ее с ним разделит – будет, отправляясь в Лоншан, в казино или куда-то еще (в места для игр он будет ходить один), приводить за собой целую серию клошаров, невротиков и хулиганов и выстраивать перед ней, чтобы она утешила их или помогла решить их проблемы. Андреа был первым в этом длинном ряду, и, смирившись, она взяла его под руку и отправилась вместе с ним на прогулку по палубе, а в это время Жюльен, расслабившись и довольный собой, облокотился о борт и глядел им вслед с довольным видом человека, выполнившего свой долг.

«Что можно противопоставить горю этого маленького мальчика, слишком большого и слишком красивого?»

– Жюльен сказал мне, что я должен вести себя как мужчина, – ответил ей Андреа, не дожидаясь, пока она задаст вопрос. – Но я не знаю, что это означает: «вести себя как мужчина», в конце концов…

– Жюльен тоже не знает, – улыбаясь, проговорила Кларисса, – более того, и я не знаю! Фраза была примерно такая… В особенности надо, чтобы вы вели себя как мужчина, который нравится Дориаччи. Верно?

– Совершенно верно, – заявил Андреа (точность представлялась ему обязательной). – Только как вы хотите, чтобы я узнал, какой именно мужчина ей нравится?.. Где она была сегодня?.. – внезапно заговорил он тихим голосом, точно ему стало стыдно. – Она ведет себя так, будто у нее есть любовник в каждом порту!

– Или друг, – примирительно проговорила Кларисса.

– Я об этом не подумал, – пробормотал Андреа, словно эта простая мысль поразила его как удар молнии.

– Само собой разумеется, – пояснила Кларисса, – мужчины всегда думают, что женщину, которую они желают, желают все мужчины на свете. Им не приходит в голову, что мы просто можем вызывать к себе интерес, внимание, а не только похоть!.. А ведь для нас это обидно, вы не согласны?

И тут она с изумлением осознала, что рассуждает самостоятельно, осознала, что пытается утешить другого, а ведь три дня назад она сама была живым воплощением тоски и тревоги…

– Но почему она мучает меня, когда я ее люблю? – заявил Андреа.

И тут Кларисса подумала, что надо быть очень добрым или очень невинным, чтобы, говоря подобные вещи, не выглядеть смешным.

– Да потому, что если Дориа вас любит, то это принесет ей страдания, – пояснила она. – Во всяком случае, со временем. На самом деле, она с вами потому жестока, что вас уважает; а еще и потому, что, должно быть, вас любит. И ей от этого страшно, и не без причины.

– Страшно отчего? Да я буду следовать за ней повсюду, всю свою жизнь! – выкрикнул Андреа и тут же осекся и перешел на шепот: – Ведь она мне нужна не только физически, понимаете? Я люблю ее нрав, ее смелость, ее юмор, ее цинизм… Даже если она больше не хочет спать со мной, я подожду, пока она захочет снова! В конце концов, – закончил он с обезоруживающей откровенностью, – постель – это ведь не столь принципиально, не так ли?

– Совершенно верно, именно так, – убежденно произнесла она, но придя при этом в некоторое замешательство. Ибо, начиная с Канна, она, не обладая интуицией Жюльена, какое-то время воспринимала Андреа как холодного профессионального жиголо.

И она лишний раз убедилась в том, насколько Жюльен прав в своем стремлении во всем видеть лучшую сторону. «Вот сейчас, – подумала она, – мне приходится утешать красивого молодого человека двадцати пяти лет, который страдает, подозревая в неверности женщину в возрасте около шестидесяти… Решительно, возраст не помеха». И она почувствовала себя спокойно в свои тридцать, своего рода переходном возрасте, когда очарование юности уже позади, а зрелости – еще впереди. Так сказал Эрик. Возраст роскоши и блеска, когда претензии юности уже позади, а зрелости – впереди. Так сказал Жюльен. «Бутылка наполовину пуста, – говорит один, бутылка наполовину полная, – говорит другой», – вдруг подумала она.

– Если она поедет в Нью-Йорк без меня, – заговорил влюбленный словно про себя, – я покончу с собой. – Это было сказано голосом, совершенно лишенным выражения, и это внезапно встревожило Клариссу. – Я буду абсолютно одинок, понимаете? – мягко добавил он.

– Но почему же одинок? У вас, должно быть, есть друзья, родные, не так ли?

В ее собственном голове звучало беспокойство. Кларисса влюбленная, Кларисса, сопереживающая другим, тревожилась за этого охваченного грустью мужчину. А он продолжал, не поднимая глаз, извиняющимся тоном:

– Последняя из моих теток умерла в прошлом году. У меня больше никого нет, ни в Невере, ни где бы то ни было. И если Дива не возьмет меня с собой, я даже не смогу за ней последовать, поскольку на этот круиз я истратил все, что имел. И даже если я продам одежду и свои теннисные ракетки, я все равно не смогу поехать в Нью-Йорк… – безнадежно заключил он.