Читаем Женщина в гриме полностью

Мадам Эдма Боте-Лебреш, одетая как девочка-милашка тридцатых годов и на открытом воздухе еще более рыжая, чем при искусственном освещении, направляла разговор с привычной живостью. Ей противостояли Эрик Летюийе, в высшей степени элегантный в поношенном кашемировом свитере и бежевых брюках, Ольга Ламуру, демонстрировавшая под одеяниями из индийского шелка аппетитный бронзовый загар, и Симон Бежар, тщетно пытавшийся при помощи малинового пуловера приглушить огненную рыжину волос и красноту носа. Появление пианиста и дирижера Ганса-Гельмута Кройце в белом спортивном блейзере с золотыми пуговицами, с каскеткой на голове и устрашающей разновидностью боксера на поводке стало завершающим штрихом в этой элегантной, но эклектичной картине.

– Я нахожу, что вы ужасный пессимист, – общно-снисходительным тоном вещала Эдма, обращаясь к Эрику Летюийе. Этот последний как раз принялся описывать исход из Вьетнама и уничтожение перехваченных беженцев в особо отталкивающих подробностях.

– Увы, он абсолютно прав! – скорбно проговорила Ольга Ламуру и тряхнула роскошными волосами, сверкнувшими в лучах солнца. – Я даже опасаюсь, что он говорит не всю правду.

– Ну-ну, – забормотал Симон Бежар, который, приняв подряд два сухих аперитива, настроился на оптимистическую ноту. – Ну-ну, все это происходит вдали отсюда, мы же находимся во Франции. А во Франции, когда дела идут хорошо, все идет хорошо, – добавил он с завидным прекраснодушием.

Однако столь успокоительное замечание было встречено неодобрительным молчанием, и Ольга устремила вдаль взгляд, полный отчаяния. Несмотря на все свое желание, она не одарила Эрика Летюийе ни разящей наповал улыбкой, ни даже мимолетным взглядом, который дал бы ему возможность понять всю полноту ее негодования; напротив, она отвела глаза, ибо сочла, что роль женщины, верно и неколебимо преданной в духе «fair play»[3], должна нравиться Эрику больше, чем роль предательницы. Впрочем, Эрик без труда проследил за ходом ее мыслей. «Эта юная кретинка и впрямь хочет, чтобы я занялся ею», – подумал он и обратил взгляд к востоку, где дымились только что описанные им руины городов и деревень Индокитая.

– Я еще ни разу не видела Дориаччи на открытом воздухе, – проговорила Эдма, которая уже давно классифицировала разные зверства, совершаемые на задворках мира, как «сюжеты политического характера» и которую данные сюжеты политического характера утомляли до смерти. – Признаюсь, это меня поражает! Когда видишь Дориаччи в опере Верди, скажем, в «Тоске» или, как вчера вечером, в «Электре», то представляешь ее себе только бледной и сверкающей в темноте зала, словно факел, со всеми ее драгоценностями, восклицаниями, раскатами смеха и тому подобными вещами. Совершенно не представляю себе ее сидящей в кресле-качалке, в купальном костюме и загорающей на солнце.

– У Дориаччи великолепная кожа, – рассеянно произнес Ганс-Гельмут Кройце.

Но под многочисленными насмешливыми взглядами он покраснел и пробормотал:

– Очень молодая кожа для того возраста, который ей приписывают.

Эдма среагировала мгновенно:

– Видите ли, уважаемый маэстро, я не просто полагаю, я в этом уверена, да, уверена, – подчеркнула она, словно удивляясь, что она может быть вообще в чем-то уверена, – что если, к примеру, человек страстно влюблен в свое искусство и имеет возможность им заниматься, или даже если человек в кого-то влюбился по-настоящему, или если просто безумно любит жизнь, Жизнь с большой буквы, то такой человек не способен стареть – он никогда не стареет. Разве что физически! Вот так…

– Вот-вот, вы совершенно правы, – вступил в разговор Симон, в то время как Эрик и Ольга все-таки обменялись взглядами. – На меня такое воздействие всегда оказывает кино: когда я смотрю хороший фильм, я молодею и чувствую себя тридцатилетним. И вот еще, даже не знаю, что тому причиной: морской воздух или атмосфера на «Нарциссе»… но сегодня утром я, к примеру, даже не взял в руки газеты… Когда ты отрезан от всего на свете, это по-настоящему приятно!

– Да, но Земля тем не менее продолжает вращаться, – холодно проговорил Эрик Летюийе. – На этом судне находятся люди, наиболее защищенные от превратностей судьбы, однако имеются и другие – и таких судов тысячи, – гораздо менее комфортабельные, где на борту людей гораздо больше, и эти люди в данную минуту тонут в Китайском море.

Голос прозвучал столь ровно, столь бесцветно, ибо был преисполнен стыда, что Ольга испустила чуть слышный стон ужаса и горечи. Ганс-Гельмут Кройце и Симон Бежар потупили взоры, но Эдма, поколебавшись мгновение, решила взбунтоваться. Да, конечно, у этого Летюийе журнал левой ориентации, но сам-то он никогда не мерз, не голодал, не умирал от жажды… И плывет он сейчас на судне класса люкс, так что нечего ему каждое утро на протяжении всего круиза забивать людям головы ужасами войны… В конце концов, Арман Боте-Лебреш упорно трудится круглый год и находится здесь, чтобы отдохнуть… И Эдма демонстративно заткнула уши пальцами и сурово уставилась на Эрика.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксмо-Классика

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза