Женщина в жизни великих и знаменитых людей

Лавальер не была красавицею. На лице у нее были некоторые следы оспы, она даже немного хромала и очаровательной выглядела только тогда, когда сидела на лошади. Г-жа Лафайет, написавшая краткую биографию герцогини Орлеанской, рассказывает, что в Лавальер был влюблен граф Гиш; но он благоразумно отступил на задний план, когда заметил, что король к ней неравнодушен. Гиш привязался тогда к Генриетте Стюарт, которую король оставил, и связь эта кончилась романтически: он был выслан, а она умерла — история, вполне соответствовавшая эпохе романтизма. Почти такой же жребий постиг также и министра финансов Фуке, полюбившего Лавальер не менее страстно, чем Гиш. Это тот самый Фукэ, который построил великолепный дворец в Во с мраморными лестницами, позолоченными залами и волшебным садом, достойным того, чтобы в нем гуляли боги, как пел один поэт того времени. В этом замке Фукэ устроил 16 августа 1661 года в честь короля роскошный праздник, на котором была впервые исполнена комедия Мольера «Les facheux»[126]. Ночью сад был освещен сотнями лампочек, имевших форму больших лилий с открытыми чашечками. Во время этого-то праздника Людовик открылся Луизе в любви. Она ничего не ответила, но ее обворожительный взгляд сказал все. Между тем, тот же праздник погубил Фукэ. Он также влюбился в Лавальер и через свою подругу Дюплесси-Бельер велел ей сказать, что у него есть для нее 20.000 пистолей. Однако, Лавальер, бывшая в то время еще очень бедною, так как она только недавно приехала из провинции и не имела еще связей при дворе, спокойно, но решительно ответила, что она не продает своей любви даже за 20 миллионов. Заметив вскоре, что король остановил благосклонное внимание на предмете его сердца, Фукэ со стесненным сердцем захотел, по крайней мере, разыграть роль ее доверенного лица; но Лавальер, не желая открыть такому человеку свою тайну, рассказала все королю. Судьба могущественного министра была решена: он был заключен в Пиньероль, где и оставался до конца жизни. На гербе его знаменитого дворца красовался девиз: «Quo non ascendam?» (куда я ни взберусь). Фукэ хотел действительно взобраться на такую же высоту, на которой находились раньше Ришелье и Мазарини; но он смог достигнуть только окон Пиньерольской тюрьмы.

Сойдясь с Лавальер, Людовик как бы ожил душою. Он писал ей нежные записки и мадригалы, расточал любезности при встречах, осыпал подарками. В свою очередь и Луиза его страстно любила. Она все забыла для него. Если ей нельзя было быть с ним вместе, она утешалась тем, что рассказывала про него своей единственной подруге Монталэ, остроумной девушке, хотевшей играть большую роль в высшем обществе. Еще в Блуа она жила вместе с Луизою при дворе овдовевшей герцогини Орлеанской и тогда уже знала все ее тайны. Между прочим, ей было известно, что в Луизу влюбился один провинциальный дворянин, который и написал ей несколько любовных писем. Отношения между молодыми людьми продолжались недолго, так как мать Луизы все узнала и возвратила провинциальному воздыхателю его письма. Монталэ как-то проболталась об этой платонической связи, и ее рассказ дошел до ушей Людовика. Как вспылил король, когда узнал эту историю! Он бросился к ней. Произошла бурная беседа. Она клялась ему, что он её первая любовь, что у неё нет и не будет никаких тайн для него, а вот оказывается, что тайна есть, что она его обманула. Ни слезы, ни мольбы, ни клятвы не помогли. Людовик ушел. Лавальер ждала его до полуночи, помня клятву, которую они дали друг другу — никогда не оставлять ссоры до следующего дня. Но он не явился. Измученная, больная, с разбитым сердцем, она отправилась рано утром в монастырь Сен-Клу. Королю во время обедни сообщили о ее бегстве. В сопровождении трех лиц, закутав голову плащом, Людовик поехал в монастырь. Через час влюбленные уже вели нежную беседу. Все было забыто, и оба торжественно вернулись во дворец.

С этого момента начинается величие Лавальер. Для нее был построен Версаль, устраивались торжества и сочинялись песни. Все, что могло придумать воображение, пускалось в ход, лишь бы угодить фаворитке, которой, впрочем, ничего не нужно было, кроме королевской любви. До какой степени любил ее Людовик, видно из того, что однажды во время родов он сам поддерживал ее в критическую минуту. Среди страшных мучений Луиза бросилась ему на шею и разорвала его ворот из драгоценных английских кружев, стоивших 10.000 фунтов. Затем она упала в обморок.

— Она умерла! — воскликнула в ужасе г-жа де-Шуази, оказывавшая ей помощь.

У короля брызнули из глаз слезы.

— Возвратите ее мне и возьмите все, что у меня есть! — крикнул он.

Однако, как ни любила Лавальер короля, его отношения к ней доставляли ей истинное горе. Она тяготилась незаконностью этих отношений и всегда краснела, когда королева устремляла на нее глаза. Вечером того же дня, когда у нее родился первый ребенок, она явилась на бал в герцогине Орлеанской, в бальном платье и с цветами в волосах.

— Лучше я умру, — сказала она предупреждавшему ее врачу, — чем вызову подозрение, что я — мать.