Женщина во тьме

Ступая по битому стеклу, пячусь назад. Анна – вся дрожа, хватая ртом воздух, на лице все тот же оскал – вдруг останавливается. Сейчас накинется на меня с кулаками… Тут она резко разворачивается и, хлопнув дверью, выбегает из дома.

Под ногами хрустит стекло. Поднимаю фотографию, смахиваю с нее осколки и заново прокручиваю в мозгу все, что произошло. Хочу понять, почему Анна так разозлилась. Чтобы сосредоточиться, закрываю глаза и внезапно осознаю, что дело совсем не в фотографии, а в чем-то другом. Походка Анны, взмах ее руки, горькая полуулыбка… Наконец наступает прозрение.

У Патрика есть старые фотографии, я видела его альбом. Иду в столовую, которую мы пока не используем по назначению. Сюда, в мрачную тесноту и холод, сосланы наши воспоминания: школьные табели успеваемости и старые фотографии. Мы переносили их из одной комнаты в другую, но, так и не найдя подходящего места, уложили обратно в коробки, которые высятся теперь на слишком большом для этой комнаты обеденном столе.

В третьей коробке нахожу черный альбом и быстро пролистываю первые страницы: вот Патрик-младенец, вот он уже начал ходить, а вот грустный худой мальчик в школьной форме – здесь ему около десяти. Раньше я никогда не задумывалась, почему в альбоме за несколько лет вообще нет снимков. Дохожу до фотографий шестнадцатилетнего Патрика. Пристально вглядываюсь в каждую и нахожу наконец то, что искала.

Ева.

Отгибаю край пластикового кармашка и вынимаю снимок. На обороте рукой Патрика сделана надпись, но меня так колотит, что слов разобрать не могу. Когда до меня доходит их смысл, я опять всматриваюсь в фотографию. Приступ тошноты гонит в ванную, где, склонившись над унитазом, даю выход подступившей к горлу горечи и желчи.

Господи, какой же я была идиоткой… Просто круглой дурой! Этого я от себя никак не ожидала.

* * *

Держу конверт, куда – признаюсь: дрожащей рукой – вложено письмо. Я могу еще остановиться, порвать его, уйти. А потом напиться – и пусть все идет как идет, до самой смерти. Но ты ведь и так все узнаешь. Узнаешь и поймешь.

Этот конверт – настоящая бомба, граната, коктейль Молотова. Я подложу его сейчас под вашу дверь. Конечно, я знаю, что случится потом. Если захочу – могу этому помешать. Но не хочу. Воровка и лгунья украла мою жизнь. Пусть получает по заслугам.

Глава 33

Сара

Миа, бледная как полотно, влетает в дом с местной газетой в руке и показывает мне первую страницу:

– Мы теперь знаменитости.

С ужасом читаю заголовок. Под ним снимок пятнадцатилетней давности – ленты полицейского ограждения, испачканная надписью входная дверь. «Добро пожаловать в дом-убийцу» – вот как они назвали статью. В ушах стоит звон, в глазах все расплывается. Вижу только газету.

Хлопает входная дверь. Мы с Миа вздрагиваем. При появлении Патрика я вспоминаю о старом фото и письме из мастерской.

Он выхватывает газету, разворачивает, второпях сминая бумагу, ищет конец заметки.

– Почему сейчас? – шепчу я, когда зрение приходит в норму.

– Памятная дата, – говорит Миа.

– Сегодня?

Дочь утвердительно кивает.

Похоже, эта газетка свела на нет все усилия Патрика, положила конец всем его надеждам превратить дом-убийцу в особняк своей мечты. Ровно пятнадцать лет назад Эвансы, должно быть, сидели за этим столом (совсем как мы) в этой же комнате, строили планы на предстоящий день. Смотрю на детей – и мне почему-то кажется, что вчетвером мы вместе больше никогда не соберемся.

Патрик дрожащими руками переворачивает страницы. Пятнадцать лет назад… Разве я хоть на секунду могла тогда представить, что в клинике, находясь у постели покалеченного сына, заподозрю в его избиении отца? Могла ли вообразить, что он, распалившись, замахнется на свою малышку, свою принцессу Миа? Мои еще скованные ожогами ладони сами сжимаются в кулаки.

– Все врут, делают из мухи слона. – Патрик вырывает у Миа газету и выбрасывает ее, скомкав, в мусорное ведро. – Полная чушь.

* * *

Иду в спальню.

– Они опять здесь. – Патрик смотрит в окно.

Растирая покрывшиеся гусиной кожей руки, выглядываю на улицу. Как и в день переезда, перед домом собрались люди. Нет, не толпа. Они все время меняются: одни задерживаются ненадолго и проходят мимо, их место занимают другие любопытствующие, однако кучка зевак не уменьшается.

Ищу среди них Хупера.

– Чего они ждут? – спрашиваю Патрика.

– Очередного преступления. – Муж пристально вглядывается в стоящих на противоположной стороне улицы. – Все ждут… Пятнадцать лет ждут. Думают, в доме-убийце опять прольется кровь.

– Из-за…

Муж обрывает меня:

– Лучше дверь запри, спрячь ключи. Тогда убийца не войдет.