Женщина во тьме

– Сара! – Из тумана выплывает мужская фигура.

Немедленно убежать, закричать… Бежать и кричать… «Ничего страшного, – уговариваю себя, – хоть все и скрыто туманом, но я всего в пяти минутах от дома».

Человек подходит ближе. Это Бен. Не знаю, пугаться или радоваться. Он кажется совсем чужим, не похожим на того художника, что предложил мне убежище в своей галерее.

– Подождите, – говорит он и берет меня за локоть. – Не бойтесь. Я не…

Нормальным людям в голову не придет гулять при такой погоде. Мы здесь одни. Я вся дрожу, не могу вздохнуть, сердце выпрыгивает из груди. Начинаю верить, что от страха действительно можно умереть.

– Пустите, – шепчу еле слышно.

Бен вскидывает вверх руки и отступает.

– Извините.

Я тоже делаю шаг назад.

– Что вам надо?

В голове возникают слова Патрика. Увидев толпу любопытных перед домом, он прошептал: «Ждут, что здесь опять что-нибудь случится».

– Заметил вас на тропе и вышел, потому что… Я получил письмо, – говорит Бен.

– Ну и что?

– Оно адресовано вам, но доставили его в мастерскую.

На конверте напечатано мое имя, но нет ни штампов, ни марок. Значит, кто-то принес. Трясущимися руками вскрываю письмо.

В нем всего четыре предложения:

«Это не я. Присмотритесь к стенам. Об убийствах расспросите мужа. Он знает все».

– Почему письмо принесли в галерею? Может, вы его и написали?

– Сара, я только пытаюсь вам помочь.

Не верю. Он говорил, что с Патриком не дружил, но я видела тот чертов снимок. И Анна рассказывала совсем другую историю.

– Вы все время лжете. Говорили, что перестали дружить с Патриком еще в детстве.

– И я вас не обманывал. Его забрали в приют, он перешел в другую школу, жил в другом городе. Я не видел Патрика несколько лет. Потом, когда он вернулся, мы опять начали тусоваться. – Бен отводит глаза. – Вы не знаете… Вы не знаете, что произошло потом. И я не хочу, чтобы вы об этом узнали.

– Оставьте меня в покое.

Пытаясь избавиться от наваждения, трясу головой, разворачиваюсь, чтобы уйти, но все-таки не двигаюсь с места. Идти вперед по тропе, удаляясь от города, от людей, опасно. А чтобы вернуться домой, придется пройти мимо Бена.

Оборачиваюсь – а он уже исчез, скрылся в тумане. Становится еще страшнее.

* * *

На ступеньках, обхватив голову руками, сидит Анна.

– Что ты здесь делаешь?

– Хочу извиниться. Я… Я слишком разошлась, наговорила… Прости.

Анна встает.

Она пьяная? Часы показывают два. Подхожу ближе, смотрю ей в глаза и понимаю, что развезло ее не только от спиртного.

– Хотела убедиться, что ты в порядке. Я видела, как уехал Патрик… Он был не в себе. – Анна наклоняется и опять показывает мне исполосованные шрамами запястья. – Ты спрашивала, спала ли я с ним. Да, спала, ходила по барам, – глядя на свои руки, продолжает Анна. – Каждый раз он клялся, что никогда, больше никогда… уверял, что просто был «не в себе», что нечаянно, не хотел и такое больше не повторится.

Патрик? Не может быть!

Отступаю к двери и трясущимися руками поворачиваю в замке ключ. Анна идет за мной.

– Мы всегда приносили друг другу только несчастья, – продолжает она. – Когда он вернулся из приюта, стало еще хуже. Я уговаривала его уйти, сбежать, пыталась пристрастить его к выпивке. Но ему удалось выкарабкаться, и он ушел к тебе, а мне осталось только вскрывать вены.

– Я тебе не верю!

– Не хочешь верить. Знаешь, ведь я даже какое-то время жила в этом доме.

– Что?

– Родители меня выгнали, и я жила здесь. Бен тоже все время тут ошивался, не сводил с нас своих мерзких глаз – подглядывал, подслушивал. Этот дом… Он раздавил, уничтожил и меня, и Патрика. Здесь меня постоянно преследовали кошмары. А тебе разве не снятся страшные сны?

Да, иногда я просыпаюсь по ночам от сердцебиения и хочу закричать, а голоса нет. В шуме моря мне мерещится шепот, шорохи и скрипы старого дома, и я не могу понять, слышу я их во сне или наяву.

– Я видела, с каким лицом Патрик выскочил из дома. Ты знаешь, что теперь будет? Думаешь, вернется, и все будет хорошо? – спрашивает Анна.

– Теперь это не имеет значения, – говорю я громко, обращаясь не только к ней, но и к себе самой, и к дому-убийце. – Я уезжаю. Забираю дочь и уезжаю.

– А Джо?

– Джо поступает в колледж и будет жить с… другом. Они вместе снимут жилье.

– Джо? – Анна морщит лоб. – Ты шутишь? Он же еще маленький.

– Знаю, но ему скоро восемнадцать, и он в любом случае собирается поступать в колледж.

– Как? Ты говорила, что ему пятнадцать.

– Это Миа пятнадцать, не Джо.

Анна подходит к фотографии детей на стене и вглядывается в их веселые лица.

– Они же близнецы.

– Нет, между ними почти два года разницы.

Рука Анны замирает на снимке.

– Два года? – Она стоит ко мне спиной, но я почему-то киваю. Анна срывает со стены фотографию, смотрит на нее, не отрываясь, и наконец едва слышно произносит: – Что же ты наделала?

– Ты о чем?

Анна оборачивается – лицо искажено гневом, в глазах стоят слезы; рамка, пролетев мимо меня, ударяется о стену, и я едва успеваю пригнуться от разлетевшихся осколков.

– Ведьма! Подлая, мерзкая воровка! – кричит Анна и бросается ко мне.