На дворе была суровая уральская зима, но это ничуть не смутило его открыть окно нараспашку, и тотчас в тёплой квартире стало как в склепе.
Я замёрзла и попросила его прикрыть окно, но он сказал, что любит холод и окно закрывать не намерен.
– Это полезно. Терпи.
Я прямиком из душа прыгнула в кровать, и каким же было моё разочарование, когда вместо одеяла я увидела пододеяльник. Я смекнула, что единственным способом выжить в этом холодильнике и уйти с минимальными потерями будет движение. Не откладывая в долгий ящик спасение своего маленького женского организма, я приступила к выполнению плана.
В постели его садизм никак не проявился, он оказался бревном. Брёвна не были моей специализацией. Мне всегда было проще работать с оппонентами, склонными к постельному насилию, хотя я придерживалась пацифизма, но привычка к боли позволяла воспринимать насилие. В данной ситуации его бревенчатость пошла на пользу, помогая мне физически согреться. Обратная связь отсутствовала напрочь. Я занималась сексом с манекеном, у которого одинаковое выражение лица на все случаи жизни. Даже у трупов больше эмоций, чем было у него. Включённый им заблаговременно телевизор вносил щепотку живого. Манекен молчал. Телевизор вещал.
Я, наскоро одеваясь после обкатанной программы в царстве советского убранства и снежного короля, когда по телевизору показывали судейство известного музыкального конкурса, высказала своё мнение.
– Естественно, судья так и проголосует, они же соседи.
– Что ты сказала? – с издёвкой в голосе спросил он.
– Они соседи, поэтому и голосуют друг за друга, это логично, – ответила я.
– А ты знаешь, где находятся эти государства?
– В Европе.
Складывалось ощущение, что я на уроке географии.
– Удивительно, что ты это знаешь.
– ЕІочему удивительно? Географию в школе я учила.
Уходя, я почувствовала в его голосе теплоту. Он сменил пренебрежение на милость, как будто ему стало неловко за то, как он вёл себя со мной. Но, тем не менее, я всё равно постаралась оказаться по ту сторону двери как можно быстрее. Внутри я ликовала, что всё закончилось, что я наконец-то поеду домой.
Реальная нереальность
Звонок в дверь. Открываю. Передо мной стоит одетый с иголочки молодой мужчина, прилизанный, зализанный и вылизанный так, что в глазах от этого рябит. Его реакция мне непонятна, он встал на пороге и молчит. С моей стороны прозвучал стандартный вопрос:
– Вы за или в?
В ответ прозвучал положительный ответ. Он остался.
Общение наше выстроилось таким образом, что я по-доброму подшучивала над ним на каждом шагу, дабы создать коннект. Он быстро включился в игру и сам начал юморить.
Отправив его в ванную комнату одного, я надеялась, что он справится с поставленной передним задачей. Я возложила на него слишком много надежд. Выходя из помывочной, он начал жаловаться на вредный душ, который обжёг ему его достоинство. Мне стало любопытно, при каких обстоятельствах произошло происшествие, как он мог позволить неодушевлённой сантехнике нанести столь существенный урон своему физическому состоянию. Оказалось, что Вова засмотрелся на себя в зеркало и вовремя не открыл кран с холодной водой.
– Диагноз: нарцисс, – я засмеялась. – Вызвать скорую?
– Да нет, я вовсе не нарцисс, а просто задумался о другом в этот момент, – начал нелепо оправдываться Вовчик.
Потом зазвонил Вовин телефон. Минут на десять мы выпали из эфира, я стала нема, как рыба, и бесшумна, как арбалет. По окончании телефонного разговора я решила приступить к процессу, но он слегка оттолкнул меня, что мне крайне не понравилось. Было в этом отстранении неявное и кричащее, но пренебрежение, читающееся между строк. Я ничего не сказала, но галочку для себя поставила.
Вовчик попросил не торопится и дать ему смягчающий крем. Я видела, что это не ожог и не импотенция. Он был под кокаином. И, хоть его лицо и телодвижения не выдали его, хозяина выдал тот, кого он ещё совсем недавно якобы обдал кипятком.
– Что-то ничего не выходит. Давай поболтаем.
– Хорошо. О чём поговорим?
– А почему ты именно здесь? Ведь есть много возможностей заработать большие деньги иначе.
– Например?
И тут он мне поведал нравоучительную историю о том, как он с шестнадцати лет работал не покладая рук, не высыпаясь и не доедая, а сейчас, в свои двадцать пять лет он – директор нескольких риэлторских фирм, ни в чём себе не отказывает и всё может позволить.
Я прекрасно видела, что он мне врёт. Я наверняка знала, что он – сынок богатеньких родителей, избалованный, капризный и самовлюблённый, испорченный ещё вначале своего жизненного пути отсутствием должного воспитания. Я не подавала виду, что ставлю под сомнение его слова, мне было любопытно, как далеко он может зайти в своём безумии, подменяя реальность. Он сидел и продолжал рассказывать мне сказки, основой для которых был лживый вымысел его больной фантазии. Я сидела и параллельно с его брехней рассуждала про себя, насколько сложно воспитать из ребёнка человека, особенно там, где ребёнок живёт на всём готовеньком. Каково это, быть ребёнком без стремлений, пустышкой?