Не слушая голос разума, я ни в какую не хотела мириться со случившимся. Пытаясь найти оправдание его бесхребетности, чтобы не чувствовать себя той, которая живёт рядом с трусом, я успокаивала себя бредом умалишённой женщины, уговаривая своё сознание поверить в повинность обстоятельств. Виноватыми были жена, отсутствие умения найти вовремя нужные слова и медленная реакция – все, кроме него. Он часто жаловался на бывшую жену, периодически сравнивая меня с ней не в пользу нас обеих, со временем внушив мне, что все женщины – низшие существа, которые безропотно обязаны следовать указаниям своих господ в виде мужчин.
При всём безумстве, которое я, стоя на коленях, впустила в свою жизнь, я слепо продолжала верить, что когда-нибудь он перестанет меня бить и отрастит атрофированные части тела; и тогда, мол, начнётся киношная слащавая сказка, которую я выстрадала.
Заблудившись в мрачных катакомбах, сырых и вонючих, упорно идя вперёд и путаясь всё дальше, я выдумала для себя альтернативную реальность, предложенную им.
В детстве я любила читать книги о мифах Древней Греции и Древнего Рима. Мифы бывают хорошие и не очень, а бывают жуткие, кровавые, с кишками наружу или повреждённой печенью. Я придумала свой миф. Я стала прокажённой, верующей лишь в своего Господина. Он хороший, умный и точно знающий, что нужно безмозглой недальновидной девице, блуднице, раздававшей своё тело направо и налево. Он подобрал меня, никому не нужную, на помойке и отмыл вопреки всему на свете. Он вправе считать меня дешёвкой и мелочью. Он – мой спаситель, которому я должна быть безмерно благодарна за то, что до сих пор дышу. Без него я умру.
Девочек – в Апофеты!
Под влиянием стереотипов о возрасте и статусе, отсутствии здравого смысла и глупом соревновании, нацеленном на то, чтобы доказать окружающим, что я не хуже остальных, я не раз робко заводила разговор о желании иметь детей.
Несмотря на домашнее насилие, Костя регулярно отправлял меня к разным врачам – своим коллегам – на консультации: на МРТ, к окулистам, эндокринологам, гастроэнтерологам и прочим. В этом было его дикое противоречие. Груша для битья должна была функционировать как можно дольше, не давая сбоев в программе, но моя беременность не входила в его планы.
Я отвергала незапланированную, хитрую и обманом сделанную беременность, так как залёт был унижением женщины в моих глазах и разрушением жизни ещё не успевшего родиться ребёнка, поэтому однажды, набравшись смелости, я заявила о том, что без детей нет смысла продолжать жить вместе.
Был лишь один вариант из имеющихся, при котором девочка отправлялась в мусор, как ненужный материал, а мальчик имел возможность увидеть этот мир.
– А если всё-таки будет девочка?
– Никак нельзя!
Образ мышления, в котором все женщины, которые рожают девочек, автоматически становятся убогими и никчёмными, крепко установился в моей программе, но подспудно что-то препятствовало безоговорочному принятию правила. Меня одновременно раздражало и интересовало пиликающее в моём сознании всплывающее окно.
– Не будь бракованной, как моя предыдущая семья, жена, которая родила мне дочь! Родишь дочь – отправишься делать аборт. У меня уже есть одна дочь, с меня хватит! Рождение ребёнка должно быть целевым. Мне нужен мальчик, чтобы сохранить фамилию.
Сколько я ни принуждала себя поверить его словам, у меня ничего не выходило.
Где-то далеко-далеко, в бескрайней галактике кто-то шепнул мне на ушко, что для тех, кто выбирает пол ребёнка, их дети – это куклы на потеху самолюбию двух клоунов.
Мне и детям повезло, я не была беременна от ереси стереотипов и глупости.
Качественный нокаут
Смерть пратётушки вызвала у него бурю эмоций, ведь теперь он являлся полноправным хозяином её недвижимости, счетов в банках и горы хлама, натасканного ею при жизни. Свою квартиру я начала сдавать в аренду.
С переездом на его территорию жизнь стала ещё печальнее. Единственной связью с внешним миром была моя официальная работа. Вокруг меня не было ни друзей, ни врагов, теперь только Господин был центром Вселенной и всем окружающим миром.
Он дружил и приятельствовал, а я была красивым, но медленно увядающим приложением к нему. При своих друзьях он не гнушался выставить меня не в самом лучшем свете, тонко намекая на своё превосходство передо мной.
Никто не догадывался, какое применение для вещи он находил в кулуарах. Стены помнят многое: столько слёз, боли и страданий одной маленькой хрупкой женщины, которая сделала выбор в пользу насилия.