В момент близости я была взбаламучена внешне и сопротивлялась внутренне, но до тех пор, пока устанавливались связи. Источник либо ускользал от него, либо, видоизменяясь, превращался в эфир. Я чувствовала это и была рада своему разумному женскому организму. Я выдерживала подобные нагрузки, главное, чтобы тот, кому не положено, не взял то, что ему не положено. Он не мог прикоснуться к источнику, оттого его движения становились резче и грубее, а внутреннее состояние пенилось багрово-чёрной массой яда. Наконец он выдохся и оставил попытки схватить не принадлежащее ему.
Время подходило к концу, но стоило мне начать собираться восвояси, как из меня тут же попытались сделать рабыню.
– Пойдём, спустимся в бар, выпьем.
Посиделки в баре не были условием договора.
– Ты знаешь, время уже позднее, я устала, думаю, что я не смогу составить тебе компанию.
Почему-то после моего ответа он решил, что может забрать у меня наши договорённости.
– Хорошо, тогда отдавай деньги обратно.
Зависший в девяностых, глубоко и навсегда застрявший в том времени, он был не способен мыслить ясно. Его антисоциальное поведение выглядело дико, уродливо и омерзительно. Мне стало резко противно от осознания, что я была с ним физически близка.
Он не мог действовать иначе, как пытаться отравить жизнь. Сожаление за ушедшее время бандитизма, рэкета и массовых убийств, как смертоносный тайфун, накрывало его внутреннее существо яростью и бешенством.
Если в момент зажигания пытаться говорить с ним на человеческом языке, он тебя не слышит; если не давать реакцию на его выпады, он ещё больше злится и провоцирует, разжигая ненависть внутри себя, взращивая и увеличивая тем самым масштабность своих разрушений. Соприкосновение с ним – игра, исхода которой не может предугадать никто. Кулак был наготове и ждал отмашки.
Мой испуг был для меня вызовом. Я хотела научиться не бояться взмаха кулака, ведь замахнутся не значит ударить, в момент между желанием и действием можно успеть горы свернуть. Используя нас как подопытных кроликов, убедившись, что проконтролировала свой эмоциональный фон, не видя себя, не испытывая желаний и чувств, я вовремя плеснула холодной водой на раскалённую кочергу. Выживает и выигрывает не сильнейший, а нервнейший, тот, кто способен растворится в пространстве жизни и стать никем. Казалось, он сам не понял, что произошло. Я отдала ему часть денег, он согласился со мной, успокоился и перестал быть преградой на пути.
Всячески стараясь накинуть на себя как можно больше пуха, он всё же выглядел жалко: я отчётливо видела его обиду из-за моего ухода. Чтобы не продолжать ходить по лезвию бритвы, не злоупотреблять подобными приёмами и не испытывать судьбу, я плавно, но не задерживаясь ни минуты, удалилась.
Когда я вышла из гостиничного номера, потоком безмолвного плача хлынуло простреливающее меня, словно свинцовые пули, падение в отчаяние и беспомощность перед уродством. Эмоции всех цветов и размеров горечью ворвались во всё моё существо. Чтобы никто не видел слёз, в холл я спускалась по глухой лестнице, предназначенной для персонала отеля, дав себе обещание не оставить от слез и следа, когда я буду на виду. Отходя от вновь изученного механизма, я вспомнила, что, уходя, оставила в номере свой палантин.
По иронии судьбы нам суждено было встретится вновь. Мы оказались на первом этаже в одно и то же время. Он выходил из лифта с одной стороны, я спускалась по лестнице с другой. Параллельные прямые пересеклись, что-то осталось незаконченным. Это был мой страх, шлейфом продолжающийся, но через силу скрываемый через предмет гардероба.
Он шёл в бар, при столкновении не упустив возможности отвесить для меня скабрёзную шуточку. Невзирая на свой страх и отсутствие у него каких-либо границ и норм поведения, я пошла вслед за ним. Борьба с самой собой продолжалась.
Хватит ли мне духу смотреть ему прямо в глаза?
Вдохнув полной грудью, я направилась к нему, сидящему за столом, за которым, помимо него, сидели его приятель и девушка, целиком и полностью отражающая образ рода деятельности под названием проституция. Девица лёгкого поведения с высокой концентрацией разившего от неё хамства и агрессии, сидя в компании бандитов, смотрелась с ними очень гармонично, чувствуя себя как рыба в воде и не замечая своего бросающегося в глаза чрезмерно вульгарного и грубого поведения. Когда я приблизилась вплотную, они всем своим видом демонстрировали показное превосходство надо мной.
– Я оставила у тебя палантин. Не мог бы ты мне его вернуть?
Он дико заржал на всё заведение.
– Если ты отсосёшь у меня прямо здесь и сейчас бесплатно, то я, возможно, подумаю над твоим предложением!
После этой громогласной фразы на нас стали озираться посетители и персонал заведения.
– Да, давай, – влезла и в без того напряжённый диалог проститутка и грубо, грязно засмеялась.