Женщина: взгляд изнутри (СИ)

Морозка, конечно, была в курсе такой безалаберности. Но по утрам в процедурку и так очередь, как в мавзолей. Штат среднего медперсонала же не резиновый.

— И что, много таких?

— Не знаю. Сегодня, судя по использованным ампулам, у нас не сделали… — Аля назвала препараты.

У Лизы в голове что-то щелкнуло, расставляя все по своим местам. Так бывает иногда: пришла решать одну загадку, а решила другую.

— И часто у вас такое? — уточнила она.

— Да с переменным успехом. Обычно одна-две ампулы остаются. А в прошлую смену как сегодня было.

— А с таблетками как?

— А что с таблетками? Наше дело разнести стаканчики. А выпили они или нет — кто их знает? У нас на унитазах датчики не стоят.

— Спасибо, что сказала. Пойду я, волью кое-кому… за самолечение.

Она направилась к «мелким». Девчонки бодренько поздоровались.

— Ну, дЕвицы, как самочувствие?

— Когда же это «самочувствие» кончится? — простонала новенькая, пришедшая взамен девочки, которая все же «выкинула», как и чуяла Лиза. У этой был сильнейший токсикоз. Глюкоза внутривенно была сейчас единственным способом ее питания. Но ребеночек сидел крепко, и от маминой морской болезни его не штормило.

— Через восемь месяцев, — ответила ее соседка.

— Ага, через восемь месяцев самое «самочувствие» и начнется, — включилась третья. — Нам тут по ночам это «самочувствие» очень хорошо слышно. Во всех воплях и подробностях, — пояснила она для врача.

Действительно, «мелкие» находилась в крыле над родильными палатами.

— Не дрейфить! — скомандовала Лиза. — Вам к этому времени живот уже настолько надоест, что вы сами побежите на первый этаж. Верный признак приближающихся родов, когда мысль «скорее бы это уже кончилось» становится сильнее всех страхов.

— Тогда я точно не сегодня-завтра рожу, — это опять новенькая.

— Язык прикуси и по дереву постучи, — шикнула на нее Морозка. — Олеся, пойдем-ка в смотровую, — позвала она BDSM-щицу, которая, как обычно, не подавала признаков присутствия, отвернувшись к стене.

— Ну-с, любезная моя, не желаете ли вы мне что-нибудь объяснить? — максимально вежливо поинтересовалась Лиза у пациентки, хотя на самом деле ей хотелось надавать той ремешком по педагогической зоне. — Например, почему ты игнорируешь показания врача? А я-то не могу понять, голову ломаю, почему у нас картина с каждым днем все хуже и хуже?

Олеся молчала.

— Я одного не могу понять. Если ты не хочешь сохранять ребенка, какого черта ты вообще легла в больницу и занимаешь чужое место?! Пошла бы и сделала аборт, раз вы с супругом предохраняться не научились и до ответственности не доросли.

— Это не ваше дело, — привычно не глядя на врача, ответила Олеся.

— Не мое дело?! Да из-за тебя, может, кто-то ребенка лишается! Если тебе нет никакого дела до той маленькой жизни, что зреет внутри тебя, пожалей чужую!

— А я?! А меня кто пожалеет?! — Олеся впервые подняла на Лизу свой взгляд. — Чем я виновата? Тем, что захотела из деревни в город вырваться? Так кто же не хочет? А малыш… За что ему с таким папашей страдать? Он и сам рождаться не хочет, зачем его насильно к такой жизни привязывать?!

— Так, успокоились. Теперь мы сядем, и ты мне все нормально расскажешь, — произнесла Лиза, понимая, что разгадала обе загадки. И обе отгадки ей не понравились. Совсем.

— Зачем вам? Идите, вон, работайте, — пациентка направилась к двери.

— Подожди.

— А чего ждать? Мне ваши нотации даром не нужны. Думаете, я не вижу, как вы ко мне относитесь? Я же еще в консультации все поняла, так что не надо из себя добрую тетеньку строить.

Лиза почувствовала, как холодная игла вошла в ее сердце, опровергая гипотезу о бессердечности Морозки.

— Олеся, подожди, прошу. Я думала, что у вас все добровольно. У тебя же никаких следов насилия не было.

— А какое насилия? Он знаете какой заботливый? Он же, пока я не кончу, меня не отпускает. Сколько бы не просила. Правда, я уже и не прошу. Смысл? А он доведет до… оргазма и спрашивает так ласково: «Тебе хорошо?» И что ему сказать должна на это? Что меня от слова «оргазм» колотить начинает?

— Он тебя избивает?

— Нет. Так нельзя сказать. По попе иногда ремнем шлепает, это да. Говорит, в целях воспитания. В угол ставит. На колени, голышом… Вывернет как-нибудь…неприлично. Говорит: «в изысканной позе», сам сидит и смотрит. Или свяжет. Чтобы удобнее было «удовольствие» доставлять…

— Так уходи. У тебя же есть, ради кого бороться. Маленький — это главное.

— Какая вы добрая тетенька… А кто нас кормить будет?

— А сама работать не пробовала?

— Я-то пробовала, я все-таки из деревни. Любопытно просто, как вы себе это представляете: 17 лет, без образования, без денег, без документов, без жилья, с младенцем на руках? Куда работать? Уборщицей? Посудомойкой? И так всю оставшуюся жизнь?

— Почему без документов? — не поняла Лиза.

— А вы думаете, почему я до сих пор не сбежала? У меня ни паспорта, ни аттестата об образовании.

— Вернешься домой и сделаешь дубликаты.

— А как вы думаете, где он будет меня искать в первую очередь?

— Будет?

— Будет, — убежденно ответила сидящая на кушетке Олеся.

Лиза устало села рядом.

Они помолчали.

— Как ты во все это вляпалась?