Женщины-чекистки

Вообще говоря, Марианна Анатольевна не понаслышке знала о положении в литературных кругах. Она была первой женой известного русского советского писателя Юрия Николаевича Либединского. Либединский (1898–1959) являлся одним из руководителей РАПП, принимал активное участие в борьбе литературных группировок конца 20-х – начала 30-х годов. Вот что написала о нем сестра Марианны Герасимовой, Валерия, в своем очерке «Беглые записи»: «Сражался с различными "правыми" и "левыми" уклонистами. Сражался на фронтах: в юности с белогвардейцами на Урале, уже поседевшим немолодым человеком добровольно пошел на фронт воевать с фашистами. Чудом уцелел, не терял веры, не отступал перед врагами <…> Либединскому — Юре, кем он был для меня всегда, даже в шестьдесят лет, — принадлежала, по-моему, очень умная, много объясняющая фраза. Размышляя вслух о том, как же могло случиться, что целое поколение попало под железный гнет, под стальной пресс "культа" и — что усугубляет трагичность — даже признавало этот пресс как нечто целесообразное. Юра сказал: "Мы оказались морально не вооруженными. Против зла, подкравшегося в правдоподобном обличье того священного, что было для нас связано с идеями социальной справедливости, с именем Ленина, со всеобщим грядущим освобождением человечества. В исказившемся лице мы все еще искали прекрасные и чистые черты. Вспоминались даже люди "Народной воли", такие, как С. Перовская, А. Желябов, Н. Кибальчич. По-ученому подобное явление, кажется, называется аберрацией зрения"».

Действительно, снежный ком репрессий нарастал. Многие люди испытали на себе взаимность «любви к отцу народов».

С 1931 года Марианна Анатольевна Герасимова возглавляла отделение СПО (секретно-политического отдела). Она пыталась повлиять на деятельность состава своими взглядами: старалась не применять оперативные средства «для вскрытия враждебных элементов среди интеллигенции», пробовала внедрять такой метод работы, как предупредительные беседы.

Такая самодеятельность была негативно встречена Ягодой, по указанию которого в конце 1934 года Герасимову уволили из НКВД «по болезни». Репрессии 1937–1938 гт. не миновали и Марианну Анатольевну. В августе 1939 года она была арестована, а в декабре того же года Особым совещанием НКВД СССР осуждена на пять лет лагерей.

Многие не последние люди в стране хлопотали о судьбе Герасимовой. Приведем отрывок из письма Юрия Николаевича Либединского Сталину:

«На днях особое совещание приговорило к пяти годам лагеря Марианну Анатольевну Герасимову, мою бывшую жену, оставшуюся на всю жизнь моим лучшим другом и товарищем, человека, которому в молодости я посвятил свою первую книгу «Неделя»

Но я знаю все чувства и мысли этого человека <…> И я уверен, что она невиновна, что здесь имеет место какой-либо гнусный оговор или несчастное стечение обстоятельств. Я уверен в этом, так как знаю, что Марианна Герасимова коммунист поразительной душевной чистоты, стойкости, высокой большевистской сознательности. До 1935 года она работала в НКВД, и ее могли оговорить те враги народа, которые работали вместе с ней. Я уверен, что она не могла сделать ничего такого, что было бы преступно направлено против Советской власти.

Не я один так думаю. Не говоря уже о том, что я готов хоть сейчас назвать не менее десяти человек, коммунистов и беспартийных, которые подпишутся под каждым словом этого письма, — все, кто мало-мальски близко знает этого человека, удивлены, огорошены, больше скажу, дезориентированы этим арестом. С 1935 года она на пенсии по временной инвалидности, после мозговой болезни. Эта мозговая болезнь является следствием многолетнего переутомления. Этот человек отдал свой мозг революции — и вот ее, страдающую страшными припадками головной боли, доводящей ее до потери сознания, — арестовывают. Товарищ Сталин, я уверен, что напрасно!

Вы сказали великие слова о том, что для вас, рядовых членов партии, вопрос о пребывании в ее рядах — есть вопрос жизни и смерти. Судите же, в какой степени я уверен в Марианне Герасимовой, если, зная приговор и легко представляя себе ту ответственность, которую я на себя принимаю, я пишу Вам это письмо. Но я знаю, так сделаю не один я, так сделает всякий, кто знает Герасимову так, как знаю ее я.

Товарищ Сталин, вся моя просьба состоит единственно в том, чтобы дело Марианны Герасимовой рассматривалось бы судом, пусть военным, беспощадным и строгим, советским справедливым судом со всеми его демократическими особенностями. И я уверен, она будет оправдана!

Мне кажется совершенно нелепым, чтобы человека, в такой степени безмерно преданного делу партии, можно было бы запереть в лагерь. Не сомневаюсь, что и там, если только позволит ее здоровье, она будет трудиться в первых рядах. Но зачем брать у нее насильно то, что она сама в любой момент отдаст добровольно — труд, самую жизнь…»

На это письмо Сталин не ответил. Участь Марианны Анатольевны была предрешена.