Женщины да Винчи

– Ну конечно! – усмехнулась Белка. – Москвичи уверены, что все им что-то должны. Слышала.

– А разве не так?

– У меня другой опыт. Сколько я имела дело с провинциальными людьми, они всегда считали, что это я им что-то должна. По меньшей мере должна жить так же неприхотливо, как они, и считать это естественным. А поскольку я так не живу и так не считаю, то вызываю у них неприязнь.

Она произнесла это и тут же поняла, что вообще-то должна была сказать не «у них», а «у вас». Ей стало неловко.

– Ну, с отъездом как знаете, – сказал Константин. – Но пойдемте, во всяком случае, поужинаем, а то я на работу ухожу.

Жеманиться она не стала: в чем в чем, а в чутье на всяческую фальшь Белке было не отказать.

Только теперь, по дороге в кухню, она разглядела этот дом получше. И утвердилась во впечатлении, которое он произвел на нее с самого начала: это было впечатление неустроенности. Даже скрип деревянных половиц, который должен был бы звучать умиротворяюще, здесь звучал как-то тоскливо. Вдобавок свет над лестницей, в коридоре первого этажа, в кухне – повсюду, кроме комнаты Зинаиды Тихоновны, – был тусклый. Белка этого терпеть не могла, от тусклого света ее всегда охватывало уныние.

И после такой вот очевидной неустроенности дома она очень удивилась, увидев в кухне печку. Настоящую, как в сказке «Гуси-лебеди». Печка дышала теплом, и оно отличалось от обычного тепла, которое получается с помощью паровых батарей или электричества. Белка всегда считала, что особый уют печного тепла – это просто фигура речи, а вот нет, оказывается.

Еще в кухне обнаружилось два стола и два холодильника. Вряд ли из-за большого количества съестных припасов, скорее из-за наличия двух хозяев. Это показалось Белке странным: она не предполагала, что деревянный дом может представлять собою коммунальную квартиру. Но, впрочем, задумываться об этом не стала – так, приметила мимоходом, просто из природной приметливости.

На одном из столов стояло блюдо, прикрытое глубокой тарелкой. Когда Константин эту тарелку снял, под ней обнаружились пироги. Квадратные, круглые и треугольные.

– Садитесь, – сказал он. – Суп будете?

Белка кивнула. Она только теперь, при виде пирогов, поняла, что просто умирает от голода. Ее бегство из Москвы было таким нервным, что она даже не помнила, ела ли по дороге вообще, а уж что не пироги домашние, это точно.

Чугунок с супом стоял прямо в печке. Константин разлил горячий суп по тарелкам, и они с Белкой стали есть его молча. Это оказались щи. Наверное, те самые, запах которых она почувствовала сразу же, как только вошла в дом.

Все это – печка, щи, пироги, разномастные тарелки на покрытом блеклой клеенкой обеденном столе, – оставляло смешанное ощущение покоя и неуюта.

– А с чем пироги? – спросила Белка между двумя ложками щей.

– Не знаю, – пожал плечами Константин.

Она откусила от треугольного пирога – он оказался с брусникой, и его пришлось пока что отложить.

Непонятно почему, но во время всех этих обыденных действий ей все больше казалось, что она попала на Марс. И еще она вспомнила, как мама однажды прочитала ей отрывок из дневника Толстого – она любила зачитывать что-нибудь из книг, которые ее увлекали, – и там было написано: «Пишу 1 июня в 10 ночи в Старогладковской станице. Как я сюда попал? Не знаю. Зачем? Тоже».

Вот это подходило точно. Как она сюда попала? Зачем? Белка не знала.

Но одновременно с недоумением по поводу того, что с ней происходит, она чувствовала смятение при одной лишь мысли о том, чтобы от всего происходящего оторваться. Это смятение было так же необъяснимо, как ее приезд в город Киров.

– Ты идешь, Костя? – услышала она. – Здравствуйте.

Приветствие относилось, конечно, не к Константину, а к ней. Белка оглянулась.

Женщина, входящая в кухню, привлекла бы внимание даже в толпе. Черты ее лица были просты и однозначны, но в однозначности своей так выразительны, что невольно притягивали взгляд. Сколько ей лет, понять было трудно – могло быть тридцать, но точно так же могло быть, что она молодо выглядит в сорок.

Белка всегда завидовала людям, которым от природы дана выразительная внешняя форма. Вот ей, например, приходится прибегать к различным ухищрениям, чтобы выглядеть не так, как все, прическу какую-нибудь необычную выдумывать, а эта женщина может волосы скрутить в пучок и выглядеть при этом так, что ни с кем ее не перепутаешь. Правда, она высокая и статная, а такая фигура всегда выигрышна.

– Здравствуйте, – ответила Белка. – Меня зовут Белла Немировская. Извините, что я вас побеспокоила.

– Вы – меня? – усмехнулась женщина. – Это кто вам такое сказал?

В ее голосе звучала нескрываемая неприязнь. Удивляться не приходилось: судя по тому, как она обращалась к Константину – с интонациями привычки и уверенности, – она являлась его женой, а какой жене понравится, что к ее мужу ни с того ни с сего явилась какая-то левая девка непонятно откуда и с непонятной целью?

– Иду, – ответил Константин, вставая.

«Да, он же сказал, что на работу уходит», – вспомнила Белка.