Кроме того, Ли увидела в своем бракосочетании возможность для дипломатического маневра. Женщина еще раньше решила попросить Пегги выдать Поллоку аванс в счет будущих работ, что помогло бы им заплатить за дом в Спрингсе. Теперь Ли пригласила ее стать вторым свидетелем на их свадьбе в надежде, что Гуггенхайм смягчится и даст положительный ответ. Первая реакция Пегги была такой: «А вы что, еще недостаточно женаты?» Потом она спросила: «А кто еще будет на свадьбе?»[881]
Ли назвала. Поскольку Мэй и Гарольд совсем недавно вернулись в Нью-Йорк из Вашингтона, имя Мэй Табак сначала ничего Пегги не сказало. Но потом она вспомнила и спросила:– Эта та Мэй, которая замужем за писателем?
– Да.
– Которая редактор?
– Да.
И тогда Пегги заявила: «Ни за что не соглашусь находиться в одном помещении с этой сукой»[882]
. В итоге она наотрез отказалась быть свидетелем на их свадьбе, заявив в конце концов, что у нее на это время планы, которые никак нельзя отменить[883]. Итак, 27 октября 1945 г. 37-летняя Ли Краснер (в шляпе, которую ей купила Мэй) стояла рядом с 33-летним Джексоном Поллоком и свидетелями в лице Мэй Табак и незнакомой женщины, убиравшейся в церкви. Священник голландской реформатской церкви, взявший на себя смелость их обвенчать, расписывал им чудеса любви и семейной жизни. Мэй, по ее словам, вышла после этой 10-минутной церемонии преображенной и повела Поллоков обедать в ресторан «Шрафтс»[884].Как ни удивительно, чуть позднее банк согласился предоставить Ли и Джексону ипотечный кредит на 3000 долларов. Следовательно, чтобы купить дом, им нужно было еще 2000, и Ли нанесла еще один визит Пегги. Та болела гриппом и, лежа в постели, со свойственным ей сарказмом предложила Ли обратиться с той же просьбой к ее конкуренту, арт-дилеру Сэму Коотцу. Ли так и поступила[885]
. Сэм согласился одолжить недостающую сумму, если Джексон начнет работать для его галереи. Поднаторевшая в искусстве переговоров Ли тут же вернулась с этой новостью к Пегги. «Да как вы смели! Пойти к Коотцу! Из всех выбрать именно него! – взорвалась та. – Вы перейдете к Коотцу только через мой труп!»[886] В итоге она согласилась одолжить им деньги, переписав контракт Джексона. Гуггенхайм удвоила сумму его ежемесячной стипендии, доведя ее до 300 долларов (дополнительный бонус, которого Ли не ожидала). Пегги собиралась вычитать из нее по 50 долларов в месяц в счет погашения кредита. Взамен она получала права на все работы Джексона за исключением одной картины в год, которую Ли могла оставить или продать сама[887]. Ли и Джексон провели осень, упаковывая вещи на Восьмой улице. В числе прочего Ли соскребала с холстов серую краску, чтобы использовать их повторно, и уничтожала свои более ранние работы, дабы уменьшить багаж[888]. Они договорились с художником Джеймсом Бруксом, который только что вернулся с войны, что он снимет их квартиру. Там мужчина будет жить вместе с братом Поллока Джеем и его женой Альмой. Они освободят квартиру в случае, если хозяева решат вернуться в Нью-Йорк[889]. В ноябре 1945 г. Джексон и Ли покинули Гринвич-Виллидж со всем имуществом, погрузив его в грузовик мясника, позаимствованный у брата Мэй[890].На новом месте их ждал свирепый северо-восточный ветер[891]
. «Сегодня утром я, открыв дверь на улицу, ни разу не коснулся ногами земли до тех пор, пока не ударился о стенку сарая в 450 метрах от дома, такой тут ветер», – писал Поллок другу[892]. Вдобавок три дня подряд шел сильный снег, а вокруг не было никого, с кем можно было бы пообщаться. «Я совершенно не понимала, что мы тут делаем. Мы отказались от квартиры в Нью-Йорке и сожгли за собой все мосты, – вспоминала потом Ли[893]. – У нас возникли проблемы даже с тем, чтобы попасть в свой новый дом. Он оказался с пола до потолка завален разным барахлом, оставленным прежними жильцами… Брезентовая куртка человека, который жил там, все еще висела на крючке на кухне. Словом, обстановка была далека от комфорта»[894]. И все же, несмотря на холод и, по сути, непригодное для жилья состояние дома, Ли чувствовала: они могут стать тут счастливыми. Гуляя по покрытому снегом песку вдоль залива, она чувствовала себя спокойной