Женщины Девятой улицы. Том 1

Все это очень непростое время Ли делала все возможное, чтобы сохранить себя как художника, вплоть до того, что снимала угол в мастерской Реубена Кадиша на 12-й улице. Последний объяснял решение Ли творчески дистанцироваться от Поллока конкуренцией между ними[863]. Но Ли, которая всегда наотрез отрицала подобное соперничество в их отношениях («это просто не было частью игры»), жаловалась Мерседес, что ее начало раздражать то, что в мастерской Поллока постоянно толклись какие-то люди[864]. Впрочем, в посещении одного незваного гостя ей удалось найти смешное. Прежде Ли не встречалась с наставником раннего Поллока Томасом Хартом Бентоном. Он уехал из Нью-Йорка до того, как начались ее отношения с Джексоном. И вот однажды на первом этаже дома, где они жили, зазвенел колокольчик. Ли высунулась в окно и увидела обращенное к ней лицо Бентона. Вот что было дальше, по словам самой Краснер:

Бентон и Поллок давно не виделись, поэтому далее последовали теплые приветствия. Затем Джексон представил меня. Тут Бентон говорит мне: «Я слышал, вы тоже художник». А это происходило как раз в тот период, когда все мои холсты превращались в серую массу и никаких образов на них не проступало. То есть я оказалась в довольно трудной ситуации. Но я ответила: «Да, я пишу». Тогда Бентон сказал: «Я хотел бы посмотреть, над чем вы сейчас работаете». А я ему ответила: «А мне бы хотелось вам это показать» (отлично зная, что не могу показать ему ничего, кроме серых плашек). И пригласила его в мой угол мастерской…[865]

Сказать, что он отреагировал на увиденное потрясенным молчанием, будет преуменьшением века. А потом Джексон любезно сменил тему, и мы все вышли из дома, делая вид, будто ничего не случилось. Но я, судя по всему, была довольно враждебно настроена к Бентону или очень уверена в себе, если показала ему тогда то, что было в моей мастерской[866].

Я говорила в то время: «Я пишу. Я пишу каждый день. Вот что со мной происходит». Я столкнулась с проблемой и очень агрессивно с ней боролась. Я переживала очень тяжелые времена, и мне было совершенно все равно, кому об этом известно[867].

Но Ли не хотелось продолжать свою творческую борьбу на публике, поэтому она и решила перевезти мольберт и краски к Кадишу.

Весной 1945 г. Путцель провокационной выставкой «Задача для критиков» открыл новую «Галерею 67». Признавая, что в среде нью-йоркских художников происходило что-то необычное, он бросил вызов критикам, кои в то время были наперечет. Говард предлагал им определить, какие процессы шли тогда в мире изобразительного искусства. Ли была единственной женщиной, участвовавшей в той выставке наравне с Горки, Поллоком, Гофманом, Марком Ротко, Пикассо, Миро и рядом других художников[868]. После того как Мерседес уехала из Нью-Йорка, Говард Путцель стал доверенным лицом и другом Ли. Он поддерживал и уважал ее. Но, как это ни трагично, хотя и вполне предсказуемо, учитывая его наплевательское отношение к своему здоровью, в том году скончался и Путцель. В августе, когда Ли с Джексоном жили в Спрингсе у Кадишей, 46-летний галерист перенес сердечный приступ[869]. Пегги писала в автобиографии, что Путцель покончил с собой. Хотя официально его смерть была вызвана естественными причинами, в определенном смысле она, безусловно, была права. В последний год Говард пребывал в состоянии безумной возбужденности и отчаяния (он даже спал в своей галерее, потому что был совершенно разбит физически и психологически). И в результате ожирение и вредные привычки, объединив свои усилия, его доконали[870].