В то время как Джексон исследовал и переносил на холст свой внутренний пейзаж, Джакометти увековечивал в скульптуре истинный и беспримерный взгляд со стороны на послевоенного человека. Его скульптуры были разного размера: от работ в натуральную величину до настолько маленьких произведений, что художник мог принести несколько штук в кармане пиджака. Он отливал их из бронзы и гипса. Это были фигуры людей: измученных, худых, обессиленных, лишенных всего человеческого, потерявших достоинство и, несмотря на все это, выживших. Художник изображал их уничижительно, даже делая смешными. Так же поступал со своими персонажами писатель Сэмюэль Беккет, живший в Париже. Но при этом люди, изображаемые Джакометти, упорно отказывались исчезать с лица земли. В намерения творца не входило делать каких-либо философских заявлений. Тем не менее его скульптуры были, вне всякого сомнения, экзистенциалистскими произведениями искусства. (Кстати, эссе для каталога к выставке Джакометти в галерее Пьера Матисса написал Сартр.) Ни один скульптор прежде не изображал человеческую природу таким образом. Никто – ни скульпторы, ни художники – не показывал человека, пережившего войну, честнее Джакометти.
Незадолго до выставки Джакометти Музей современного искусства приобрел картину известного ирландского художника Фрэнсиса Бэкона. И, да, он тоже изображал человеческое тело искаженным, разорванным, выставившим на обозрение внутренности и будто выплеснутым на холст. Но этот акт живописной жестокости был чрезвычайно странным и личностным. Что-то подобное можно было видеть и раньше, в работах художника Хаима Сутина. Скульптуры же Джакометти представляли само человечество. Любая из них изображала не отдельного человека, а
Понравилась ему и рецензия Элен, но он все еще сомневался относительно ее найма. Художница вспоминала: «Они сначала боялись брать в рецензенты художника и говорили: “Ну, знаете, а вдруг вы начнете подыгрывать своим друзьям-коллегам?” А я ответила: “Они все мои друзья, я знаю их всех. Так что фаворитизм тут просто невозможен”»[1196]
. Но Том продолжал колебаться. Он еще раз спросил Элен:– Но как же я могу тебя нанять, если ты знаешь всех этих людей?
– Да
Когда она в конце концов убедила Гесса, женщине пришлось уговаривать еще и Билла, который «был резко против». Элен рассказывала: «Ему все время казалось, что это будет выглядеть как история с бейсболистом Джо Ди Маджио. Будто ты выполняешь хоум-ран, а потом уходишь. И дальше отсиживаешься на скамейке запасных и критикуешь других парней. Он считал: я не должна этого делать»[1198]
. Но Элен сама была не только художницей, но и человеком, который во всем руководствовался в первую очередь сочувствием к людям. Она вовсе не собиралась критиковать коллег ради того, чтобы усилить позиции, свои или Билла. «По моему представлению, рецензии пишутся только для того, чтобы рассказать миру про то или иное произведение… Я никогда не думала, что автор должен кого-то осуждать, – говорила Элен. – Таким образом, мои обзоры обычно носили чисто описательный характер. Я просто пыталась пролить свет на то, что в произведении искусства зритель мог упустить с первого взгляда»[1199]. В те дни был крайне необходим именно такой тактичный подход. Художественные журналы только начинали писать об авангардистах. Элен, будучи одной из них, знала, насколько важно каждое ее слово. И понимала, что друзья-художники будут пристально изучать каждую ее статью.