Женщины Девятой улицы. Том 1

Одиннадцатью годами раньше Поллок пошел по стопам своего старшего брата Чарльза и переехал из Калифорнии в Нью-Йорк, чтобы под руководством Бентона изучать искусство в Лиге студентов-художников Нью-Йорка. Поллок родился в городе Коди, штат Вайоминг. Большую часть детства их семья колесила по юго-западным штатам США в стремлении обрести социально-экономическую стабильность. Что касается учебы, то к тому времени, когда парню пришло время идти в старшие классы, всем уже было ясно: единственным предметом, который его действительно интересует, кроме искусства, является теософия. Согласно этой дисциплине, внутренние мысли имеют первостепенное значение, и исторически сложилось так, что «мудрые люди всегда строили свою жизнь за пределами общепринятого». В 1929 г. Поллока исключили из школы за распространение протестной литературы. Со временем его восстановили, но отчисление привело к тому, что в сознании юноши закрепилось предубеждение против формального образования[419]. Он решил отправиться на Восток и стать скульптором, подобно первому «модернисту» – Микеланджело. В долгой поездке через всю страну молодого человека сопровождал брат. Они решили: если Поллок действительно намерен стать художником, то его имя, Пол Поллок, не годится. Ему лучше использовать второе имя. В результате человек, которому суждено было в следующие 20 лет произвести настоящую революцию в живописи, прибыл в Нью-Йорк как Джексон Поллок[420].

Начало новой жизни, однако, оказалось отнюдь не обнадеживающим. Поллока зачислили в Лигу студентов-художников Нью-Йорка на 57-й улице. Но ему было там так страшно, что он буквально лишился дара речи и не мог рисовать. Джексон прибегнул к проверенному средству для общения – алкоголю. Джексон стал завсегдатаем подпольного бара неподалеку от здания Лиги. Там он надеялся вновь обрести голос и найти смелость для того, чтобы стать новым собой – художником вроде Бентона. Тот был преподавателем Поллока в Лиге, однако самые важные его уроки для молодого человека не касались живописи. Джексон усиленно изучал подход Бентона к жизни и творчеству. Тот смотрел на мир в духе мачизма: он был отчаянным драчуном, сквернословом, обидчиком женщин и пьяницей. А еще убежденным антикоммунистом[421]. Со временем увлечение Поллока этим человеком достигло точки обожания.

В конце концов, вне всякого сомнения благодаря поддержке Бентона, Поллок преодолел страх перед другими студентами Лиги и начал по-настоящему работать. Его ранние картины маслом выглядели как маленькие и довольно грубые копии работ обожаемого наставника. Что же касается рисунка, то, пока Ли, будучи студенткой расположенной неподалеку Национальной академии дизайна, делала отличные классические рисунки обнаженной натуры, наброски Поллока были вымученными и неестественными. И в них ничего не указывало на художественный талант автора. Возможно, отчасти из-за этих неудач и наверняка потому, что однажды Бентон вдруг объявил о планируемом отъезде из Нью-Йорка, в какой-то момент пьянство Поллока приняло совсем уж разрушительный характер. А после того, как пьяного Джексона арестовали за нападение на полицейского, его родным стало окончательно ясно: он не может жить один. И художника заставили переехать к брату Чарльзу, у которого была квартира на пятом этаже на Восьмой улице, то есть на будущей главной улице абстрактных экспрессионистов. Восьмая улица с многочисленными ночными и джаз-клубами, где ревела музыка и клубился сигаретный дым, служила Поллоку домом вплоть до 1945 г.[422]

Интеграция Поллока в нью-йоркскую арт-среду происходила в основном благодаря Бентону, некоторым калифорнийским связям, в частности художникам Филиппу Густону и Реубену Кадишу, и другу Джексона по Лиге Питеру Бузе[423]. Люди за пределами этой группы могли слышать о Поллоке, но в основном из-за его диких пьяных выходок. 1937-й стал для него годом беспробудного пьянства. А следующий, 1938-й, был еще хуже. К июню того года Поллока поместили в психиатрическую лечебницу в Уайт-Плейнсе, которая специализировалась на алкогольных психозах и тревожных расстройствах. Тем временем обязанность заботиться о нем перешла от одного брата, Чарльза, к другому, Сэнди, и Арлое, с которой они недавно поженились. После того как Чарльз устроился на работу за городом, они переехали в его квартиру на Восьмой улице[424]. Сэнди, как и Джексон, был занят в проекте. Но его главная работа на полный день заключалась в том, чтобы поддерживать трезвый и здоровый образ жизни младшего брата – задача практически невыполнимая. Как только Джексон вышел из лечебницы, пьянство возобновилось. В январе 1939 г. он пережил очередной нервный срыв[425].