Женщины Девятой улицы. Том 2

«Может, мне стоит купить мастерскую в Нью-Йорке, как у Грейс, — прикидывала она. — Я здесь вообще часто думаю о Грейс». Джоан начала понимать депрессию и растерянность подруги той весной. Сама мысль об изменившейся атмосфере, в которой никто больше не стремится просто написать хорошую картину, а считает, что непременно должен добиться при этом успеха, страшно расстраивала ее. «Они что-то из тебя делают и чего-то от тебя хотят, и я, естественно, самоустраняюсь, — писала Джоан[2313]. — Я боюсь возвращаться: там я ничего не делаю со своей жизнью, а здесь это не имеет значения»[2314]. Она даже подумывала вообще бросить живопись. «Я не очень хороший художник, но бог знает: их вообще не так уж много. И потому, может, мне стоит вместо этого завести ребенка? Хотя нет — лучше просто стареть и становиться все более уродливой. А почему бы и нет? А продолжать лезть из кожи вон и доказывать всем, что ты чего-то стоишь, — слишком много усилий. Лучше пойду и напьюсь»[2315]. Но однажды в разгар мрачных раздумий Джоан получила приглашение от Ширли на «очередную скучную вечеринку», на этот раз с французскими канадцами. Среди них был художник по имени Жан-Поль Риопель[2316]. Он станет любовником Джоан и, соответственно, ее напастью на следующие 24 года.

Риопель был адреналинозависимым: он обожал рисковать, особенно ездить на безумной скорости[2317]. Художник гонял на машинах и катерах, летал на самолетах и водил мотоциклы не для перемещения из точки А в точку Б, а ради острых ощущений. Максимальная скорость его «Бугатти» (со временем их у него будет целых пять) ограничивалась 150 км в час, но Жан-Поль на узких пригородных дорогах разгонялся до 200 км[2318]. А еще этот парень обожал спасать людей. Впрочем, обычно те, кого он выбирал в качестве объекта спасения, к этому времени уже заходили слишком далеко, и его миссия была обречена еще до ее начала[2319]. Он любил жизнь и брал от нее все. Риопель благоговел перед жизнью так, как только мог это делать бедный мальчик из Монреаля, которого выгнали из школы мебельного дела и который впоследствии стал самым богатым художником Канады за всю ее историю[2320].

Когда Джоан познакомилась с Риопелем в его 32 года, он был женат, имел двух маленьких дочек и считался лидером зарождавшегося тогда в Париже сообщества необъективного абстракционизма. Этот человек знал всех, кто имел какой-либо вес в мире искусства как на тот момент, так и в прежние времена. Его работы выставлялись во Франции, Нью-Йорке, Германии, Великобритании, Швейцарии и Японии. Его картины купили Музей современного искусства и Музей Соломона Гуггенхайма в Нью-Йорке, Художественный музей Филадельфии и Чикагский институт искусств[2321]. И Жан-Поль был отмечен той красотой, которая всегда притягивала Джоан: брюнет, сильный, мужественный, неопрятный; то задумчивый, то безрассудный до точки самоуничтожения. И к тому же в нем было что-то от проходимца. Риопель, подобно Майку, придумал большую часть своего прошлого. Но при этом он вел себя так уверенно и напористо и достиг такого огромного признания, что тайна, окружавшая реальное начало его карьеры, делала его только еще более привлекательным. «У него был стиль», — просто и коротко сформулировала Джоан[2322].

Что же привлекло его в ней, за исключением того, что эта девушка была чуть ли не опаснее самого крутого поворота, преодолеваемого на скорости 200 км в час? Джоан, явно преуменьшая свою значимость для Риопеля, говорила: «Думаю, на него произвело впечатление то, что я белая англосаксонская протестантка». На самом деле Жан-Поль увидел в ней первую женщину, которую считал себе ровней. Он «сразу распознал в ней Джоан д’Арт», как утверждает биограф Риопеля Элен де Билли[2323]. Митчелл, по словам де Билли, могла многое рассказать ему о живописи в период, когда парижские художники стремились писать не лучше Пикассо, а лучше де Кунинга. Кроме того, Джоан была первой женщиной, чья компания ему нравилась не меньше общества приятелей. «Это так здорово, — признался Жан-Поль одному из друзей. — Я наконец-то встретил женщину, которая пьет наравне со мной»[2324].