Женщины Девятой улицы. Том 3

«Знаешь, сегодня утром я просто взяла и выложила целый миллион, – радостно писала Джоан Полу. – Большую часть крыши занимает огромное окно, но сейчас слишком много снега, чтобы все закончить. В задней части будет бильярдная и спальня, это нужно сделать быстро… Каждая комната примерно десять на десять метров, и я чуть ли не писаюсь, когда на все это смотрю; это все мое»[860]. Друзья характеризовали мастерскую на Фремикур словом «фантастическая»[861].

Но оказалось, что найти пристанище было самой простой частью плана налаживания жизни во Франции. Нерешенными оставались вопросы мужчины и ребенка. Жена Жан-Поля, которая наконец узнала о Джоан и согласилась развестись с ним, вернулась в Канаду, и их брак должен был быть расторгнут соответствующим актом канадского правительства[862]. Обе стороны были согласны на развод, Жан-Поль обещал подруге, что это займет всего несколько месяцев, но формальности растянулись на целых четыре года[863].

Это означало, что Джоан не могла достичь другой своей важнейшей цели – родить ребенка. Все прошлые ее беременности заканчивались абортами[864]. В отличие от Элен и Грейс, для Джоан проблемы баланса творчества и материнства вообще не существовало. Она никогда не чувствовала свою ситуацию достаточно стабильной для того, чтобы сделать выбор в пользу ребенка, и точно знала, что не станет рожать до тех пор, пока не решится вопрос брака с Жан-Полем[865]. В ее 34 время у нее еще было, хоть и не слишком много, и данная проблема давила на нее, как незаконченная картина. А потом и вовсе обрушилась самым кошмарным из кошмаров.

В марте 1959 года, когда ремонт чердака на улице Фремикур почти закончился и уже можно было переезжать, Джоан вдруг узнала, что ее молоденькая помощница беременна от Жан-Поля и планирует рожать[866]. Ужас этой новости после решения перебраться жить в Париж, после того, что она согласилась дожидаться развода Риопеля, стал для Джоан сокрушительным ударом. И она вернулась в Нью-Йорк[867].

Этот город она рисовала в своих фантазиях в трудные моменты одиночества или растерянности в Франции, но он ничем ее не утешил, а только усугубил отчаяние. Она отсутствовала недолго, но за это время так много изменилось, что она больше не видела в Нью-Йорке своего места.

Талантливая стройная блондинка Пэтси Саутгейт развелась с Питером Маттиссеном и вышла замуж за Майка Голдберга[868]. Фрэнк, как когда-то Банни Лэнг, составлял третью сторону этого союза. И было крайне трудно разобраться, кто там кого любил[869].

История повторялась, и Джоан знала, чем все закончится. В прошлый раз, став свидетелем подобной драмы, она сделала попытку покончить с собой. Джоан назвала этот период с Майком Голдбергом «еще одной горькой главой», в течение которой, по ее утверждению, она не пролила ни слезинки[870]. Но крайне трудно представить, чтобы в ее и без того хрупком психологическом состоянии она не была потрясена этой ситуацией до глубины души.

Пока Майк катался по городу в «бугатти», купленном во время медового месяца, и жил с Пэтси и ее двумя детьми (а часто и с Фрэнком) на Второй авеню возле площади Святого Марка, Джоан не находила себе места[871]. А раскаявшийся Жан-Поль тем временем слал письма: «Джоан, Cherie, если ты не приедешь, я тут все разнесу»[872]. Несмотря на измены, Жан-Поль, по словам его близкого друга, «очень сильно любил Джоан»[873]. Письма не действовали, и Риопель приехал в Нью-Йорк. Он два месяца уговаривал Джоан, и она согласилась вернуться во Францию[874].

Период неопределенности и метаний в личной жизни Джоан совпал с раздумьями Грейс о браке с Бобом. Пока Джоан жила в Америке, женщины часто виделись. Они никогда не были особенно близки – обе одинаково сильные и одновременно диаметрально противоположные как личности, но летом 1959 года неожиданно сошлись[875]. Грейс понимала сложность дилеммы Джоан. Она могла предложить дельные советы по выживанию этой чрезвычайно уязвимой особе, которая выглядела так, будто ей все нипочем.

Грейс познакомилась с Риопелем, когда прошлой осенью ездила в Париж. Она была уверена, что, несмотря на очевидные сложности, отношениям Джоан с этим мужчиной ничто не угрожает[876]. Во время операции Жан-Поля по возвращению Джоан они приезжали к Грейс и Бобу на «Лудловскую ферму». Их образ жизни был не тем, о котором мечтала Джоан, но атмосфера той встречи имела терапевтический эффект.

Два мачо говорили об автомобилях и лодках (последние были страстью Жан-Поля), а две женщины обсуждали свою неопределенность в отношении этих мужчин и творчества. К августу Джоан была готова вернуться во Францию[877]. Фрэнк в стихотворении «Adieu, Норман; бонжур, Джоан и Жан-Поль», посвященном тому ее приезду в Нью-Йорк, напишет: