Внезапная смерть этой удивительной каталонки на некоторое время оставила меня с чувством потери жизненного пути, которое поддерживало меня наплаву в бурном море литературы. Агентство, организованное женщиной с присущими ей уникальными талантом и видением, во главе с её сыном Льюисом Мигелем Паломаресом продолжает работать без сбоев.
Фотография Кармен стоит на моём письменном столе — благодаря ей я не забываю советы женщины: любой может хорошо написать первую книгу, настоящий писатель отважится на вторую и последующие; тебя будут судить очень строго, потому что нам, женщинам, не прощают успеха; пиши всё, что хочешь, никому не позволяй вмешиваться ни в свою работу, ни в свои деньги; относись к детям, как к принцам, — они того заслуживают; выйди замуж — каким бы недалёким ни был муж, он всегда тебя оденет.
Как меня и предупреждала Кармен, мне потребовались десятилетия, чтобы я добилась признания, которое в моей ситуации любой автор-мужчина воспринял бы как должное. В Чили мне стоило немалого труда добиться признания критиков, хотя любовь читателей я чувствовала всегда. Я нисколько не недовольна этими критиками, моей стране такое характерно, поскольку всех, стремящихся чем-то выделиться, нещадно вдавливают в общую массу за исключением футболистов. Для этого явления у нас даже есть и существительное, и глагол: «отступник» и «отступать». Иными словами, схватить дерзкого за полу пиджака и дёрнуть вниз. Если жертва — женщина, жестокость и спешка увеличиваются вдвое, чтобы сбить с неё спесь. Если бы меня не задвигали, меня бы запугивали, а это означало бы, что я ничего собой не представляю.
После публикации двадцати моих книг, переведённых на сорок с лишним языков, некий чилийский писатель, имя которого я не помню, узнав о выдвижении моей кандидатуры на Национальную премию по литературе, сказал, что я никакая не писательница, я — графоманка. Кармен Балселлс тогда спросила, читал ли он что-то из мною написанного, на основании которого он сможет обосновать своё мнение, и он ответил, что даже будучи мёртвым он не притронулся бы к моим произведениям. В 2010 году при поддержке четырёх бывших президентов Республики, различных политических партий и Палаты депутатов меня удостоили этой награды, получив которую, я, наконец-то, заслужила к себе уважительное отношение критиков своей страны. Кармен прислала мне пять килограммов шоколада с начинкой из засахаренного апельсина, мой любимый.
Как говорила Мэй Уэст, популярная актриса старого кинематографа, человек никогда не бывает слишком старым, чтобы это помешало ему помолодеть. Любовь омолаживает — и это вне всяких сомнений. Я переживаю новую любовь и, возможно, поэтому чувствую себя здоровой и воодушевлённой, словно бы вмиг стала на тридцать лет моложе. В моём конкретном случае речь идёт об избытке эндорфина, гормона счастья. Кажется, что мы вообще чувствуем себя моложе своего хронологического возраста и искренне удивляемся, когда календарь напоминает нам, что прошёл ещё один год и ещё одно десятилетие. Время слишком торопится от нас ускользнуть. Я практически забываю о своём возрасте; только когда в автобусе мне уступают место, это, порой, сбивает меня с толку.
Я чувствую себя молодой, потому что всё ещё могу валяться на полу с собаками, куда-то выйти, чтобы перекусить мороженым, вспомнить, что я ела на завтрак, и, посмеиваясь, заняться любовью. И, тем не менее, будучи благоразумной, я не подвергаю испытаниям свои способности и спокойно принимаю собственные физические ограничения. Я делаю меньше, чем прежде, и измеряю своё время, потому что я стала дольше заниматься любым делом. Я отказываюсь от неприятных обязательств, которые раньше выполняла из чувства долга, например, никому не нужные поездки и общественные встречи в составе более восьми человек, на которых я теряюсь где-то в районе талии остальных. Я избегаю шумных детей и обладающих скверным характером взрослых.
Это нормально, когда с возрастом приходят и потери. Уже нет с нами многих людей, животных, мест и прежней нескончаемой энергии. До семидесяти лет я могла одновременно выполнять три-четыре дела, работать несколько дней подряд с минимальным перерывом на сон и писать десять часов без остановки. Я была податливее и сильнее. Я могла вставать на рассвете, закидывая ноги вверх и изящно опускаясь на пол, готовая принять душ и начать день. Лениться в постели? Ничего не делать по воскресениям? Вздремнуть днём? Ничего такого для меня не существовало. Теперь же я осторожно вылезаю из постели, чтобы не потревожить своего спутника жизни и собак. У меня только одна обязанность — писать, и чтобы начать, мне нужна целая вечность, я не могу писать дольше четырёх-пяти часов подряд, а когда работаю, непременно пью много кофе и пускаю в дело всю свою силу воли.