Женщины и мужчины

Они вернутся

Ты так светла, как снег невинный. Ты так бела, как дальний храм. (А. Блок)

Эти женщины ушли вместе с Блоком? Теперь нежные женские пальцы стучат по экранам телефонов, набирая: «Ты где? Успеешь к 19:15?». Хорошо, если в конце будет написано: «Целую, люблю». И еще пять скобочек, означающих, что чувство серьезное, без баловства и глупостей.

А дальше бегом сквозь толпу. Сначала в магазин, потом за рулем в пробке или в душном вагоне метро. В ушах затычки, где музыка и веселье, а в голове — заботы и проблемы.

А ведь хочется посидеть в кафе, где свеча в стеклянном стаканчике, в бокалах темное вино, в руках красивый буклет-меню, и тебе не надо смотреть на цены, а надо просто улыбаться. Ты улыбаешься искренне — тебе и правда хорошо. Чей-то ласковый голос, теплые слова или просто тишина. За окном осенний дождь, в стекле отражается свеча. И еще отражаешься ты — нарядная, красивая, немножко загадочная. Блок может смело войти, посмотреть на тебя и написать новые строчки. Только ты спрячь телефон в сумочку, забудь о глупом начальнике, неудачном отпуске, ценах и пустом холодильнике. Сегодня вечер для Блока, чтобы он писал о любви и о тебе.

И неважно, что будет потом. Ты знаешь, что в любом случае наступит утро с будильником, кофе, бутербродом, щеточкой с тушью для ресниц, скрипом лифта, хлопнувшей дверью подъезда, осенней сыростью, хмурыми утренними лицами. Блок здесь не нужен, здесь начинается мир часов, цифр, таблиц, звонков, разговоров.

Женщины Блока никуда не ушли. Они просто утром немножко вышли из нормального мира, но обязательно вернутся к вечеру. Может, не сегодня. Но они обязательно вернутся.

Как уходят женщины

Дождь за окном усилился, день превратился в вечер, и я зажег настольную лампу.

В открытой тетради были написаны формулы, но их было еще мало, чтобы удивить мир.

Но зато они были написаны красиво, авторучкой с золотым пером.

Я обожал такие авторучки, хотя долго они у меня не жили.

Ручки любили падать на цементный пол и потом переставали писать.

Но эта, последняя, была еще жива, и ею я нарисовал красивый интеграл.

— Я ухожу! — сказала ты. — Я знаю, что ты меня не слышишь, я написала записку и положила на стол.

Я услышал, как хлопнула дверь, как застучали каблучки по лестнице.

Сначала они стучали громко и гневно, а потом стали стучать тихо и грустно.

Наступила тишина. Только поскрипывало перо и дождь барабанил по подоконнику.

Я отложил любимую ручку и закрыл тетрадь.

Я понял, что в этот вечер не смогу больше ничего написать.

Этот вечер стал свободным.

Свободным от тетради, от авторучки, от тяжелых разговоров.

Это время надо провести по-особенному!

Я надел плащ, поднял воротник и вышел на улицу.

Свободный вечер обрушился на меня, как ураган, как огромная волна, как бешеный вихрь, уносящий в небо все, что легкомысленно лежало на земле, не запустив в нее мощные корни! Я не был готов к такой свободе и вдруг почувствовал, что мои ноги отрываются от асфальта, что меня уносит ввысь непонятная сила, которой невозможно сопротивляться.

И вот я уже плыву среди серых облаков, из которых весь день моросил холодный дождь. Внизу на мокрых ветках сидят нахохленные птицы и с изумлением смотрят на мой полет. Я взмываю выше, касаюсь темных туч, пикирую вниз, а потом не спеша лечу вместе с ветром над вечерней землей. Я вижу уходящие к горизонту улицы, коробки домов, мелькающие огни светофоров, спешащие машины и людей-муравьев, бредущих в свои квартиры-ящики, где они надеются спрятаться от бесконечного дождя и пронизывающего ветра. Я вижу леса, где качают верхушками березы, подо мной проплывают поля, сверкающие мокрой травой, мелькают пятна озер, вьются между зеленых холмов и серых скал темные ленты рек.

Все это ново для меня. Я чувствую, что хочу и могу быть везде одновременно, могу раскинуть руки и поймать порывы ветра, вспышки далеких молний и лучи заходящего солнца, которые умудряются пробиваться сквозь туманную пелену, застилающую небо. Я свободен и могу управлять своей свободой. Если я захочу, то могу продолжить безумный полет, а могу опуститься в любом месте, чтобы отдышаться, чтобы успокоить биение сердца и не спеша насладиться неторопливой земной жизнью.

Сумерки стали накрывать землю темно-серым покрывалом. Померкли краски, ярче засветились фонари на узких улочках. Я почувствовал усталость и опустился перед входом в небольшое кафе в городке на берегу маленькой речки. Сквозь окно было видны столики, покрытые темно-вишневыми скатертями, на которых стояли лампы под плотными желтыми абажурами. Там было сухо, тепло и пусто — я был единственным посетителем. Выбрав место у окна, сквозь которое был виден парк с силуэтами старых дубов, позвал официанта.