Свою историю этот бар начал в далеком 1982 году, когда владельцу последнего дома на некогда заброшенной Сой Асок предложили переделать его под ночной бар. С момента открытия на этой улице первого бара Т. Дж. Эдвардсом, военным летчиком афроамериканского происхождения, прошло уже восемь лет и, по сути дела, только три дома остались нетронутыми. Да и сама улица получила название Сой Ковбой, именно благодаря Ти Джею, разгуливающему по улице в ковбойской шляпе.
Сейчас на улице сорок два бара, их названия меняются вместе со сменой владельцев, девушки взрослеют, удачливые уходят на повышение в какие-нибудь европейские города в качестве жен, остальные плавно перетекают на улицы попроще, чтобы закончить карьеру в каком-нибудь второсортном заведении с обязательным пинг-понг шоу (где они демонстрируют совершенно неизведанные возможности своих половых органов).
Поставщиком девушек столь популярной в мире профессии издревле славится провинция Исан. Незаслуженно недооцененная часть Таиланда вообще имеет отношение почти ко всем культурным достопримечательностям центральной части страны. Это и петушиные бои, и муай-тай, или тайский бокс, и красочные фестивали. Одно искусство мор лам чего только стоит. Именно оно в голове туристов и ассоциируется с традиционным тайским песнопением. Хотя предки исанцев пришли на северо-восток Таиланда из современного Лаоса.
Надо признаться, что жриц любви из Исана не очень-то жалуют. У них, по слухам, и кожа темнее коренных таек, и лица более грубые… Да и вообще, прямо скажем – не лучшие представительницы древнейшей профессии. Но что делать, если Исан на регулярной основе отправляет в столицу всё новых и новых своих дочерей. Другим просто не остается места.
Бангкок я открывал для себя несколько лет подряд. Причем, каждый раз он открывался для меня с абсолютно новой, трепещущей воображение стороны. Первый визит: аэропорт, цветные, словно детские игрушки, машины такси, пиво сопоставимое по цене с водой. И как финал этого аттракциона – знаменитый Каосан-Роуд. У меня было полное впечатление, что рай на земле не просто существует, он совсем не такой, как все думают. Потому что настоящий рай – это как раз эта, в общем-то, небольшая улица, которая, однако, в концентрированном виде предлагает ее посетителям все удовольствия рая. Счастливые лица абсолютного большинства гуляющих по улице только подтверждали этот вывод. Я влюбился в Каосан мгновенно. Вернувшись домой, я, кажется, еще в такси снова купил билеты в Бангкок. И уже через месяц, бросив свой рюкзак в одном из кошмарных отелей, коих на Каосане было великое множество, отправился в райские кущи. Мне нравилось там всё – еда, грязные тротуары, бегающие крысы, индийские ателье по пошиву катастрофично убогих костюмов, грохот музыки из баров и люди! Люди! Орущие англичане, похотливые индусы, соотечественники с испуганными лицами и еще великое множество туристов со всех континентов. Их всех объединяло одно – они «пожирали глазами» Каосан не в силах, как и я, поверить в реальность происходящего.
В тот раз я задержался в Таиланде на месяц, поменяв три недели пляжного отдыха на беззаботное прозябание на главной улице дауншифтеров. Как можно гулять по другому Бангкоку да и зачем? Я искренне считал, что нашел ту самую Шамбалу, которую все безуспешно ищут на Тибете. Я быстро сошёлся с какой-то странной группой таких же, как я, фанатов Каосана, переехал из отеля (который, как мне объяснили новые друзья, стоил неоправданно дорого – целых 12 долларов за ночь) в какой-то интернациональный сквот в глубинах квартала. Мы учили языки друг друга, подолгу разговаривали о несправедливости мира, исследовали бары, кормили рыб в заброшенном и затопленном водой торговом центре неподалеку. И если бы не ужасающее санитарное состояние моих соплеменников и не регулярное испытание сознания с помощью каких-то отвратительных по силе воздействия таблеток, которыми меня угощали соседи Гуко и Фрида из Берлина, я бы, наверное, до сих пор шлялся по улицам района Талат-Йот. Ну или кормил бы сомов в великой Чао-Прайе, что скорее. От того периода у меня остались смутные воспоминания и огромная татуировка, покрывающая всю спину. Обстоятельства ее нанесения мне неизвестны, помню лишь, что делали ее семнадцать часов с небольшими перерывами, когда я терял сознание. В общем, отделался я сравнительно легко.