Женщины, которые вдохновляли

Он хотел жениться на русской аристократке, а та, ответив ему взаимностью, дала согласие на их брак.

Штраус, как и положено, встретился с матерью Ольги, дамой властной и своенравной, не допускавшей никаких самостоятельных решений дочери.

Визит поверг влюбленного в ужас.

Сословные предрассудки родителей Ольги не допускали мезальянса, брака дочери с музыкантом «простого происхождения».

При этом худородная мамаша почему-то забывала, что в ее роду никогда не было аристократов, и те, в свою очередь, всегда презирали бакалейщиков.

Но не зря существует пословица, что из хама пан всегда хуже. И мать Ольги блестяще подтвердила ее.

Во время встречи с музыкантом она повела себя так, словно была представительницей царствующей династии Валуа, и от нее веяло крещенским холодом.

Помимо социального неравенства родителей смущали любовные похождения Штрауса, благо, что в то время весь Павловск обсуждал очередной роман композитора.

Впрочем, была и еще одна причина для отказа: Штраус часто болел.

Врачи предсказывали ему скорую смерть, и в одном из писем он сам сообщал Ольге, что ему отвели на жизнь всего два года.

Но все это были следствия.

Главной причиной было недворянское происхождение Штрауса.

Что же касается его таланта, то он для Смирницких не имел никакого значения.

Что было тоже в духе того времени.

Дворянину считалось зазорным писать стихи, играть на публике на музыкальных инструментах и становиться актерами.

Люди высшего света, сами прекрасно игравшие на многих музыкальных инструментах и почитавшие за честь принимать у себя великих музыкантов и певцов, мгновенно преображались, как только речь заходила о том, чтобы с этими самыми музыкантами породниться.

Когда не ожидавший ничего подобного Штраус робко возразил, что Ольга не против этого брака, ее мать цинично заявила, что её дочери нельзя ни в чём верить, что её чувства к иностранцу — лишь мимолётное увлечение кокетливой молодой девицы, которое скоро вылетит из «безрассудной головы» дочери.

«Я, — вспоминал позже Штраус, — почувствовал непроизвольно ненависть к этой матери, которая умышленно, чтобы исполнить свой план, говорит гнусности о своём ребёнке».

Но это были цветочки, ягодки были еще впереди.

— Как вы теперь сами видите, — холодно роняла слова в пустоту мать Ольги, — о вашем браке не может быть и речи, и я очень прошу вернуть мне сейчас же письма дочери, которые могли бы ее скомпрометировать!

— Можете не беспокоиться! — твердо ответил Штраус. — Вашей дочери ничего не грозит, а ее письма умрут вместе со мной!

— Вот этого я и боюсь, — перешла уже всякие приличия бывшая торговка, — поскольку при вашем слабом здоровье вы можете умереть в любой момент!

После такого заявления говорить было уже не о чем, и глубоко оскорбленный и расстроенный музыкант покинул оказавшийся столь негостеприимным дом.

— В момент, когда она говорила, — рассказывал он Ольге о свидании с ее матерью, — о том, что я должен тебе верить, поскольку ты часто не отдаешь себе отчета в том, что говоришь, я почувствовал ненависть к ней! Иначе и быть не могло, так как я впервые встречаю такую мать, которая в угоду своим планам говорить гадости о собственной дочери! А эти намеки на то, что я не первый, кого ты таким образом вводишь в заблуждение, а если говорить проще, то обманываешь? Более того, она опускается до лжи, полагая, что эта ложь станет преградой между нами!

Штраус был настолько взволнован, он задыхался, и ему было трудно говорить.

Ольга внимательно слушала его. В этот момент в ней самой появилось чувство, близкое к неприязни, к своей матери.

Да, она не желала этого брака, но могла отказать ее возлюбленному в куда более приличной форме, а не опускаться до лжи, достойной торговке, обвешивающей своих покупателей.

Впрочем, горько усмехнулась Ольга, ее мать и была торговкой. И никакими красивыми платьями и каретами нельзя было компенсировать отсутствие врожденного аристократизма.

Но уже в следующую минуту покорная и любящая свою мать дочь отогнала от себя эту мысль.

— Твоя мать, — продолжал взволнованный музыкант, — называет нашу любовь интригой с твоей стороны, за которую мы оба будем наказаны. Что касается ее поведения, то так себя аристократы не ведут! Да и как можно говорить не очень здоровому человеку, что дни его сочтены? А это — самая настоящая неделикатность по отноше6нию ко мне!

И надо отдать Штраусу должное.

Даже сейчас он, простолюдин, не опустился до рыночных разборок, и остался весьма корректным по отношению к дочери бакалейщика, разыгрывавшую из себя герцогиню.

И если называть вещи своими именами, это была самая настоящая подлость.

Как ни обожала Ольга мать, но Штрауса она тоже любила. И снова в ее душе шевельнулось что-то похожее на неприязнь к ней.

Сама она никогда не гордилась своим происхождением, но, будучи образованной девушкой, прекрасно понимала, что простолюдин Штраус и его музыка будут жить в веках, а ее мать, если войдет в историю, то только как мать девушки, которую любил великий музыкант.