Женщины, которые вдохновляли

Конечно, как и всякой женщине, ей было жалко его, и мать не имела никакого права бить по самому больному месту музыканта — его слабому здоровью.

Она обняла его и, преисполненная жалости к доверчиво склонившему ей на плечо голову Штраусу, тихо сказала:

— Поговори с отцом, может быть, он поймет… Он мужчина и сам любил…

Штраус удивленно взглянул на Ольгу, не шутит ли она. Да и какие могли быть с ним разговоры? Если уж дочь бакалейщика была против брака дочери с простолюдином, что же говорить о потомственном дворянине, ведущим свою родословную чуть ли не пятнадцатого века?

Он знал, что отец «будет отвечать как практично думающий человек, от которого нельзя ожидать понимания глубокой артистической души».

Помимо всего прочего, до него доходили слухи о том, что отец Ольги был недоволен ее связью с музыкантом и вместе с матерью настаивал на разумном выборе дочери.

— Нет, покачал он головой, я сделаю для тебя все, отдам жизнь свою, но с твоим отцом я говорить не буду!

Ольга задумчиво покачала головой.

Ей стало стыдно.

Она прекрасно знала, какой ответ ожидает Штрауса и, тем не менее, посылала его на новые унижения. И делала она это только для того, чтобы закончить эту в высшей степени неприятную для нее сцену.

Она очень боялась, что Штраус не выдержит напряжения и выскажет о ее родных все, что он на самом деле думал. Ведь до этой минуты, говоря о них, музыкант щадил ее.

— Что же, — делать нечего, — в отчаянии воскликнул Штраус, моя надежда погибла! Моим единственным стремлением было обладать тобой, но невозможно достичь моего горячо желанного счастья…

Если верить авторам фильма «Прощание с Петербургом», то идею побега вместе с возлюбленной Штраусу подсказал сам великий князь, который играл у него в оркестре.

Но Штраус и без него хорошо знал, что делают в таких случаях.

Ночью на тройке за границу, а там кривая куда-нибудь выведет.

К тому же он знал, что довольно часто эта самая кривая выводила на ровную дорогу: родители прощали свою дочь, и все устраивалось.

Но для столь рискованного шага нужно было одно непременное условие: беззаветная любовь женщины, которую собирались увезти.

Как выяснилось, у Штрауса такой женщины не было. Ольга много и красиво говорила о любви, но когда надо было действовать, она испугалась пойти против воли родителей.

А может быть, не решилась связать свою жизнь с бродячим музыкантом.

Тогда о любви говорить было бессмысленно, и Штраусу, можно сказать, повезло.

Правда, поначалу она дала согласие на побег, но долго не могла решиться на столь отчаянный поступок.

Дочерний долг победил мечту о побеге, и когда совершенно неожиданно для всех умер ее брат, она приняла решение не оставлять родителей.

Во всяком случае, такую причину ее отказа бежать за границу приводит один из биографов Штрауса.

Но, думается, это не серьезно.

И как тут не вспомнить аристократку Мари д'Агу, которая порвала с семье и бежала с Листом.

Я уже не говорю о княгине Каролине Витгенштейн, которая шла на любые лишения ради того, чтобы быть с любимым.

И можно себе представить все отчаяние влюбленного музыканта, когда он услышал от любимой им женщины:

— Я не могу бежать с вами… И прошу вас как можно реже видеться со мною. Так будет лучше для нас обоих…

Штраус смотрел на Ольгу и не верил своим ушам. И это говорила та самая Ольга, которая еще несколько дней назад обсуждала с ним их будущую жизнь в Вене.

На какое-то мгновение ему показалось, что перед ним ее мать, холодная и надменная. Уже понимая, что ничего изменить нельзя, он на всякий случай спросил:

— Это ваше окончательное решение?

— Да… — последовал, возможно, чересчур быстрый для такой ситуации ответ.

Штраус поклонился и медленно пошел по аллее старого парка.

Светило солнце, в его заходящих лучах алели клены, но музыкант не замечал окружавшего его великолепия.

На душе было пусть и тоскливо.

Что думала, глядя в спину удалявшегося Штрауса, сама Ольга?

Испытывала ли она угрызения совести или почувствовала неожиданное облегчение, какое чувствует путник, тащивший на своих плечах неподъемный и давивший на него груз?

Судя по его дальнейшему поведению, она чувствовала облегчение.

Ведь теперь не надо было пребывать в вечном напряжении и ловить на себе косые взгляды матери и неодобрительные отца.

Даже будучи человеком музыки, она вряд ли задумывалась и о том, сколько прекрасных мелодий украла она в этот час у человечества.

Можно было даже не сомневаться в том, что Штраус боготворил ее и посвятил бы своей Музе еще много великих произведений.

Один из хорошо знавших участников этой драмы современников назвал Ольгу не только общительной, но и лукавой.

И, как знать, не была ли права ее мать, когда рассказывала «гадости» о своей дочери Штраусу.

Да и сам музыкант почему-то назвал свой один из самых удивительных вальсов, посвященный своей возлюбленной, «Проказница»…

Через несколько дней Штраус покинул ставший для него сразу чужим Петербург.

Несмотря на многочисленные и очень выгодные с финансовой точки зрения предложения, делать ему в Северной Пальмире было больше нечего.