Женщины, которые вдохновляли

«В этот период, — вспоминал он, — я в течение двух лет был болен… Мое сердце истекало кровью, моя мысль смирилась… Отречение от всего земного стало единственным стимулом моей жизни…»

Понятны переживания человека, потерпевшего неудачу в своей первой любви. Многие после такой трагедии клянутся больше никогда не влюбляться или бредят самоубийством.

Но, как было написано на перстне царя Соломона, «все пройдет». Прошла и тоска по Каролине. Молодость и страстная любовь к музыке брали свое, и Лист выздоровел.

Он продолжил свое триумфальное шествие по странам и душам, и такие знаменитости того времени как Дюма, Бальзак, Берлиоз, Жорж Санд, Делакруа и Сю считали за честь познакомиться с ним.

Чаще всего творческая элита в то время собиралась в салоне Мари д'Агу — признанной «властительницы Парижа». Именно у нее Лист познакомился с другим прославленным композитором и виртуозным пианистом — Фредериком Шопеном.

В один из вечеров Шопен сыграл только что сочиненный им «Ноктюрн фа диез мажор».

Нежная и страстная мелодия заворожила всех присутствующих.

Когда Шопен кончил играть, очарованная публика на несколько мгновений замерла, а потом разразилась такими бурными аплодисментами, что в комнате погас свет.

Шопен воспользовался паузой и негромко сказал Листу:

— Садись за рояль и играй!

— Что? — удивленно спросил тот.

— То, что сейчас слышал! — улыбнулся Шопен, нисколько не сомневаясь в том, что его гениальному приятелю не составит особого труда сыграть вещь, которую он только что услышал впервые.

И он не ошибся.

Обладавший уникальной музыкальной памятью Лист сыграл «Ноктюрн» настолько блестяще, что поразил даже самого Шопена.

Ритм, паузы, настроение, — все было выдержано настолько точно, что сам Шопен не сыграл бы лучше.

Когда зажегся свет и изумленная публика увидела за инструментом улыбавшегося Листа, наградой ему была долгая овация.

И громче других ему аплодировал сам Шопен.

В те дни они часто давали совместные концерты, и тем, кому повезло, с восхищением вспоминали об удивительном и уникальном соревновании на трех фортепиано, которое в один прекрасный устроили величайшие пианисты того времени — Лист, Шопен и Хиллер.

Листу очень нравилась Мари. Взаимная симпатия, быстро переросшая в любовь, с непреодолимой силой тянула их друг к другу.

Салон Мари по-прежнему был полон знаменитостей, но она не замечала уже никого. В ее душе царил он, единственный и неповторимый.

Как это тогда было принято у влюбленных, они каждый день писали друг другу письма.

Блестяще образованная Мари посмеивалась над Ференцем, который не слишком изящно изъяснялся по-французски.

Слегка задетый музыкант почувствовал себя деревенским мальчишкой, оказавшимся на роскошных коврах барского дома.

Но надо отдать ему должное: он не только не обиделся, но стал еще больше читать.

Исправив французский, он приступил к изучению английского и итальянского языков, чтобы читать в подлиннике Шекспира, Данте и Петрарку.

Однако Мари не успокоилась, и как бы деликатно она не поправляла ошибки Листа, ее замечания огорчали его до глубины души.

В конце концов, измученный ее насмешками, он решил не появляться у нее, несмотря на постоянные приглашения старого графа и брата Мари.

Но… чего стоили все эти клятвы страстно влюбленного в Мари музыканта? И стоило только Листу получить записку от своей пассии, как он, мгновенно позабыв о всех своих зароках, помчался на ужин к Мари.

С того дня они купались в согревавшей их любви. Вскоре случилось то, что, наверное, и должно было произойти.

Мари не устраивала тайная любовь.

Она призналась во всем мужу и после дикого скандала порвала все отношения с семьей.

В результате этого демарша общество отвернулось от Мари, ее стали язвительно называть «графиней де Лист», а род Флавиньи (такова была девичья фамилия Мари) отрекся от своей «блудной дочери».

Конечно, это был тяжелый удар, но куда хуже было то, что вместе с этими проклятьями Мари лишилась всех своих материальных прав.

Более того, она так и не получила развода, поскольку это противоречило канонам католицизма, а Мари и вся ее семья были ревностными католиками.

С 1835 по 1839 год Мари родила троих детей. Ко всем ее несчастиям прибавилась постоянная ревность к другим женщинам.

А ревновать, надо заметить, было к кому, поскольку Лист постоянно общался со знаменитой Жорж Санд и своей прекрасной ученицей Марией Потоцкой.

Но главной ее соперницей стала музыка, та самая музыка, которая когда-то сводила ее с ума. Но теперь она познала истинную цену этой самой музыки.

Весьма, надо заметить, низкую. Что толку было от беснующихся зрителей и восторженных отзывов в печати, если они по-прежнему едва сводили концы с концами?

Конечно, ей было обидно. Ради Листа она оставила семью, Париж, друзей, благополучие.

А что получила взамен?

Вечное ожидание на лучшую жизнь, детские крики и смертную скуку.

В конце концов, Мари не выдержала и в 1836 году написала матери: «Я хочу вернуться в Париж и быть с вами. Никто не может заменить мать, а вы значите для меня больше, чем просто мать…»