Женщины-масонки

– Приведу лишь один пример из целого десятка,– продолжал граф.– Не так давно Филипп был весьма частым гостем у жены государственного советника, и все это было на виду у того самого секретариата посольства, который не смогли поколебать все его старания. Муж обладает большими способностями, жена – большим влиянием. Филипп, довольно тесно связанный с мужем, весьма изящно примкнул к чичисбеям, идущим за триумфальной колесницей советницы.

– «Чичисбеи»! «Колесница»! Господи, что за старомодная риторика!

– Политика такого рода,– продолжал свое повествование граф,– была, однако, для Филиппа политикой чересчур примитивной. Но уж не знаю как, а он все-таки добился того, что советнице понадобилось от политики еще кое-что. Ей показалось, что заботы о ней нашего честолюбца – это двигательная пружина, приводящая в действие ухаживание за женщиной.

– Отлично! А сколько лет этой вашей советнице?

– Около сорока.

– Она красива?

– Хм!… Она весьма изысканна.

– Господин Бейль попал в затруднительное положение,– сделав недовольную гримаску, изрекла Пандора.

– Весьма затруднительное! Судите сами: с тех пор, как этой женщине понравилось, что Филипп к ней неравнодушен, у него осталось два выхода: или удалиться, что было бы и неловко, и неучтиво, или же продолжать начатую игру, то есть смело идти тем путем, который она ему указала.

– И он, конечно, выбрал второй путь?

– Ну, разумеется! Он пустил в ход все средства, был сентиментален до предела и скомпрометировал себя в глазах света, полагая, что советница будет ему полезна в делах ее мужа.

– Глупец!… И долго тянулась эта комедия?

– Недели три… Или месяц… А потом советница, которая, конечно, довела дело до желанного конца, добродетельно рассказала обо всем мужу.

– И таким образом были вознаграждены и надежды, и бесстыдство господина Бейля,– улыбаясь уголками губ, заметила Пандора.

– Вот именно! Его осыпали такими насмешками, что он рассудил за благо отправиться в Баден для излечения своего самолюбия.

– В Баден?

– Это частично спасло его, ибо от отчаяния он стал играть, и – простите мне еще одно выражение, позаимствованное у старомодной риторики,– Фортуна взяла на себя труд возместить ему суровость Амура.

– Ба! Не стесняйтесь, говорите: Плутус[37] и Эрот!

– Вы прелесть!– воскликнул граф, ловя маленькую ручку, которая лежала на краю дивана и которую небрежно позволила ему взять Пандора.

– Ну, ну, говорите серьезно,– сказала она, проявляя глубокий интерес к рассказу графа.

– В таком случае подайте мне пример, прелестный бесенок!

– Итак, господин Филипп Бейль был счастлив в игре?

– Непозволительно счастлив! Говорят, что он выиграл астрономическую сумму. Это служит ему наградой за двойное поражение – поражение в политике и поражение в любви.

Вслед за этими словами воцарилось молчание.

– И это все, что вы можете сказать мне о нем? – спросила Пандора.

– Все.

– Подумайте хорошенько!

– На этом все мои сведения кончаются, но если вы хотите, чтобы я подвел итог…

– Подводите!

– Я сказал бы, что господин Бейль обладает как многими достоинствами, так и многими пороками. Одним словом, это человек, который способен на все. А следовательно, его необходимо остерегаться.

Пандора не ответила. Она размышляла.

Ее лицо, на котором обычно можно было увидеть только радость и следы незначительных неприятностей, омрачилось и стало серьезным. Губы ее сжались.

Неожиданно она встала с дивана.

– Граф,– каким-то странным тоном заговорила она,– вы действительно любите меня по-настоящему?

Граф д'Энгранд, которого этот неожиданный, предвещавший грозу вопрос застал врасплох, не нашел другого ответа, кроме восклицания, общеупотребительного в подобных обстоятельствах:

– Люблю ли я вас!

– В таком случае,– продолжала Пандора,– это печально для вас, ибо я вас не люблю.

– Я знаю,– вздохнул граф.

– И не полюблю никогда.

– Ах, Пандора!

– Никогда!

Граф провел рукой по лбу.

Пандора сделала два-три круга по комнате словно затем, чтобы дать ему время оправиться от удара.

Затем она остановилась против него.

– И я прошу вас, граф, прекратить ваши визиты.

– Что?

Он огляделся по сторонам, тряхнул головой и, ничего не понимая, широко раскрытыми глазами уставился на Пандору.

– Прекратить… мои… визиты?

– Да.

– Ха-ха-ха!– выдавил он, пытаясь рассмеяться.– Понимаю… Это новая шутка… Чудесно! Чудесно!

Но Пандора оставалась серьезной.

– Нет, граф, это не шутка; напротив, ничего серьезнее и быть не может. Я твердо решила прекратить с вами всякие отношения.

С этими словами она повернулась на каблуках, подошла к камину, на котором стояла папиросница, и снова уселась напротив графа, вертя в пальцах папиросу.

– А теперь,– заговорила она,– у вас, как у всех осужденных, есть в запасе двадцать четыре часа, чтобы проклинать судью; но я, кроме того, добровольно предоставляю вам сверх того еще полчаса, чтобы излить свое отчаяние и осыпать меня самой страшной руганью. Валяйте!

И она закурила.

Граф д'Энгранд, словно пригвожденный к своему месту, оставался безгласен.