Женщины-масонки

Продолжая курить, Филипп отдался этому расположению духа, угрожающему, как дурное предзнаменование, раздражающему и означающему то же самое, что означает тремоло, предшествующее буре в оркестре.

Внезапно взгляд его из рассеянного стал внимательным.

Он заметил, что в комнате царит явный беспорядок. В двух шагах от него валялось опрокинутое кресло; подсвечник закатился под круглый столик на одной ножке. На камине все было перемешано и разбросано.

Он решил было хорошенько выбранить слугу, но потом принялся разглядывать комнату более внимательно.

Страшное подозрение заставило его сперва вздрогнуть, затем побледнеть, затем броситься к секретеру. Секретер был взломан.

Филипп Бейль поспешно заглянул в ящик, заключавший в себе все его скромное состояние; ящик был пуст, банковские билеты исчезли.

Филипп открыл рот, словно собираясь закричать, но не крикнул, а выдавил горькую улыбку. Некоторое время он стоял неподвижно, стараясь успокоиться.

Сигара, которую он отшвырнул, медленно прожигала ковер. Филипп смотрел на нее, не понимая, что происходит. Наконец он опомнился и открыл окно. Из окна был виден огромный город. Воздух, которого так не хватало Филиппу, ударил ему в лицо, залитое потом.

Одной из самых непостижимых загадок человеческой природы является ощущение противоположности, ощущение контраста, которое внезапно возникает у нас в определенные часы и в определенных обстоятельствах.

И вот человек, наделенный таким чувством, неожиданно видит в момент катастрофы какие-то веселые, сияющие образы; в других случаях с уст человека, пребывающего в самом глубоком горе, срывается какой-нибудь разудалый мотив. Когда начинается следствие, у преступников, особенно часто у убийц, начинается странный и краткий период галлюцинаций.

В мозгу, претерпевшем чересчур тяжелый удар, возникают тысячи стихийных видений, подчас ужасающих, порой просто нелепых.

С Филиппом Бейлем, к примеру, произошел случай совершенно из ряда вон выходящий.

Высунувшись из окна, вглядываясь в черную пустоту, он неожиданно почувствовал, как исчезает мысль о краже, которая, казалось бы, должна была стать всепоглощающей. На площади, словно то были те дали, которые внезапно ярко освещает молния, он вновь увидел пейзажи Тет-де-Бюша, лес и огромный залив со светло-желтой цепью дюн. Все это прошло у него перед глазами и в то же мгновение исчезло, ослепив его и чуть не сведя с ума.

Придя в себя, он позвонил слуге.

В дверях появилось простое и грубое лицо деревенского мужика.

– Вы звонили, сударь?

Филипп внимательно посмотрел на него; не обнаружив ни малейшего волнения на этой добродушной физиономии, он пожал плечами.

Слуга стоял в ожидании приказаний.

– Вы сегодня уходили из дому, Жан?– спросил Филипп.

– Да, сударь.

– И надолго?

– Да на весь день! Вы, сударь, должно быть, помните, что разрешили мне уйти.

– Правда, правда. А вы не знаете, приходил ли кто-нибудь ко мне, пока вас не было?

– Привратник никого не видел.

Филипп молча сделал два-три круга по комнате; начав четвертый круг, он жестом отпустил слугу.

Филипп превосходно владел собой.

– Меня обокрали,– сказал он себе,– это ясно как день. События такого рода происходят ежедневно, и не имеет смысла поднимать из -за этого на ноги весь квартал. А кроме того, это моя вина: ни один здравомыслящий человек не станет доверчиво хранить у себя дома шестьдесят восемь, а то и семьдесят тысячефранковых купюр между десятком галстуков и женскими письмами. Я это заслужил. Но вот вопрос: кто меня обокрал? Разумеется, первый встречный, так как Жан вне подозрений. Мне остается только, как это делается в таких случаях, подать жалобу полицейскому комиссару.

Он уже взял было шляпу.

– От чистого сердца даю обет: если случай или же сыщики с Иерусалимской улицы помогут мне отыскать деньги, я надену на шею Пандоры самое красивое ожерелье, которое куплю у Жаниссе!

Внезапно он остановился.

Пандора! Это случайно произнесенное имя навело его на подозрение.

Подозрение оскорбительное, чудовищное, неправдоподобное, подозрение, заставившее его покраснеть и в то же время серьезно задуматься.

В самом деле, кто как не Пандора подарила ему этот великолепный, этот прелестный секретер – эту ненадежную клетку, столь плохо охранявшую золотых птичек, эту хрупкую тюрьму, у которой – позволительно предположить – были ненастоящие запоры?

Сначала Филипп пытался отвергнуть это подозрение, но это было свыше его сил: он знал, что все возможно, что все бывает на этом свете.

И после того, как возникло это подозрение, Филипп не пошел к полицейскому комиссару; до поры до времени он удовольствовался тем, что послал за слесарем.

Слесарь, внимательно осмотрев секретер, заявил, что вряд ли он был взломан: замок цел, и секретер, по всей вероятности, открыли с помощью поддельного ключа.