Женщины на российском престоле

Как только началось совещание, князь Алексей Долгорукий выложил на стол «завещание» Петра II. Но замысел этот, казавшийся Долгоруким таким тонким и умным, тотчас провалился. Несостоявшегося царского тестя не поддержали ни Голицыны, ни даже фельдмаршал Долгорукий, чье слово старого военачальника было очень весомо. Неминуемо назревавший скандал был прерван неожиданным образом. Слово взял самый авторитетный и умудренный жизненным опытом член Совета – Дмитрий Михайлович Голицын. Речь его была кратка и взвешенна. Отметая династические претензии Долгоруких, он сказал, что «нужно выбрать из прославленной семьи Романовых и никакой другой. Поскольку мужская линия этого дома полностью прервалась в лице Петра II, нам ничего не остается, как обратиться к женской линии и… выбрать одну из дочерей царя Ивана».

Иван V – старший брат и соправитель Петра Великого в 1682–1696 годах – оставил после себя трех дочерей: Екатерину, герцогиню Мекленбургскую, Анну, герцогиню Курляндскую, и Прасковью, царевну. Голицын предложил в императрицы среднюю – Анну. Неожиданное это предложение устроило всех присутствующих – и обиженных Долгоруких, и других сановников, которые боялись прихода к власти потомков Петра I и Екатерины I. Поэтому аргументы князя Дмитрия в пользу подобного выбора показались всем неотразимыми: Анна – вдова, но еще в брачном возрасте и в состоянии родить наследников и, самое главное, «она рождена среди нас и от русской матери в старой хорошей семье (выпад в сторону худородной шведки Екатерины I. – Е. А.), мы знаем доброту ее сердца и прочие ее прекрасные достоинства».

Верховники внимательно слушали князя Дмитрия: кандидатура вдовствующей герцогини Курляндской представлялась им всем идеальной. Анна была полным нулем в придворных расчетах группировок, ее никто не опасался, наоборот – все надеялись извлечь из ее воцарения немалую для себя пользу. «Виват наша императрица Анна Иоанновна!» – первым воскликнул фельдмаршал Долгорукий, и к нему присоединились другие. Впоследствии старый воин, вероятно, не раз корил себя за горячность и проклинал свою восторженность: обвиненный в оскорблении чести Ее Величества, он был лишен Анной всех чинов и званий и на долгие восемь лет заточен в крепость.

Но Дмитрий Михайлович еще не закончил свою речь. Дождавшись тишины, князь встал и начал говорить. То, что он сказал, заставило всех присутствующих членов Верховного тайного совета раскрыть от удивления рты и впасть в сосредоточенную задумчивость.

Затейка верховников

А задуматься было над чем. Князь Голицын сказал, что нужно «себе полегчить, воли себе прибавить», ограничив власть новой государыни в пользу Верховного тайного совета. К идее обуздания самовластия князь Дмитрий Михайлович шел давно. Человек умный и образованный, Голицын много читал, сопоставлял и размышлял, дружил с учеными людьми. Он много повидал – был посланником в Стамбуле, губернатором в Киеве, президентом Камер-коллегии, сенатором, членом Верховного тайного совета. Петровские реформы, перевернувшие жизнь страны, протекали у него на глазах. Дмитрий Михайлович видел очевидные преимущества нового государства, которое возводил Петр, но его – вельможу знатного (из рода Гедиминовичей) и немолодого – коробило то пренебрежительное, уничижительное отношение к «родовитым», «фамильным», которое проявляли Петр и его низкопородные выдвиженцы – такие как Меншиков, Ягужинский, Екатерина. Да и сам князь Дмитрий за свою долгую жизнь не раз испытал и унижения, и страх.

В 1723 году началось громкое дело о должностных проступках сенатора П. П. Шафирова. Под следствие попал и Голицын, которого отстранили от должности и посадили под домашний арест. Как записал в свой дневник камер-юнкер герцога Голштинского Ф. В. Берхгольц, его господин Карл Фридрих однажды вошел в комнату Екатерины и увидел, что «у ног Ее величества лежал бывший камер-президент и теперешний сенатор князь Голицын, который несколько раз прикоснулся головою к полу и всенижайше благодарил за ее заступничество пред государем: по делу Шафирова он, вместе с князем Долгоруким, был приговорен к шестимесячному аресту и уже несколько дней сидел, но в этот день, по просьбе государыни, получил прощение». Такое, конечно, не забывается.

И вот со смертью Петра II вдруг появилась возможность резко изменить ситуацию в пользу «фамильных». И предложение Голицына о выборе на престол такого заведомо слабого правителя, как Анна, при условии ограничения ее власти Советом, состоявшим в основном из «фамильных» – родовитых вельмож, устраивало и Голицыных, и Долгоруких. Это позволяло забыть вражду и соперничество, которые разделяли эти два клана в царствование Петра II, да и раньше. Осторожный Василий Лукич Долгорукий, правда, засомневался: «Хоть и зачнем, да не удержим!» – «Право, удержим!» – уверенно отвечал Дмитрий Михайлович и предложил закрепить ограничение царской власти особыми условиями – «кондициями», которые должна была подписать новая государыня.