Ноль внимания. Не снимая уличного плаща, Полина села на диван, пошарила взглядом по комнате, равнодушно посмотрела на фарфоровые фигурки на полу, констатировала отсутствие шторы, ее рассеянный взгляд уткнулся в ведро.
— А это что такое? — спросила хрипло.
— Полы хотела помыть, — удивленно ответила Анюта.
— Водой? — Брови Переведенцевой поползли вверх. — Это же паркет! Вы мне все полы хотите перепортить?
— Но я…
— В кладовке есть специальная жидкость для паркета. И швабра.
Она так ни разу и не взглянула на Анюту. Она вообще была какой‑то странной. Руки безвольно висят между расставленных коленей, спина сгорблена, губы дрожат, и вдруг…
Вдруг как будто бы кто‑то открыл шлюзы у нее внутри, и Поля разрыдалась — бесшумно и горько. Обильные крупные слезы, красивые как в кино, оставляли беловатые дорожки в толще ее персикового тонального крема. Она не пыталась кокетливо прикрыть мгновенно обезображенное и состаренное истерикой лицо.
Анюта опешила. Среди ее знакомых не было тех, кто проявлял бы эмоции так ярко и беззастенчиво. Да и сама Анюта в бытовой круговерти забывала о своих проблемах и плакала только поздними вечерами, непременно на кухне, непременно с погашенным светом.
Она робко присела на краешек дивана рядом с рыдающей Переведенцевой. Погладила ее по плечу. Сказала:
— Ну хватит, хватит. Прекратите.
Интересно, какие у этой фифы могут быть проблемы, на распродаже не досталось туфель нужного размера? Косметолог случайно сковырнула прыщ? Не хватило места на парковке? Узнала, что в съеденном салатике на пятьдесят калорий больше, чем она рассчитывала?
— Он того не стоит, — предположила Анюта наугад, а потом озвучила самый пессимистичный бабский лозунг: — Все они козлы.
И тогда Переведенцева отняла руки от лица, внимательно на нее посмотрела, сделала неудачную попытку улыбнуться и сказала самую странную на свете фразу:
— У меня не рак. Это доброкачественная опухоль, липома. Понимаешь?
Поля и сама не понимала, почему ей так необходимо выговориться, именно сейчас, обращаясь к этой женщине, которая совсем ее не знала и едва ли могла понять. Женщине другого круга, с другими интересами и другой, не похожей на Полину, жизнью. Что‑то было в этой Анюте располагающее. И она так растерялась, когда увидела Полины слезы, не мелькнула в ее глазах тень легкого злорадства, не появился на лбу невидимый транспарант: «Так тебе и надо, богатая сволочь!», а губы не искривились в улыбке, за которой читалось бы предсказуемое — нам бы ваши проблемы. Она удивилась, да. И растерялась. Но не обрадовалась. А Полина так привыкла к женщинам, которые радуются ее неприятностям — явно, как Лариса, или тайком.
— Может, выпьем? — просительно улыбнулась она.
— Ну… Не знаю даже… — смутилась Анюта. — Я уборку не закончила. Химчистка закроется.
— Уборку — в баню! — лаконично распорядилась Полина Переведенцева. — Пошли на кухню. Ради такого случая я открою шампанское «Crystal». Еще есть вино и коньяк. Сейчас позвоню в ресторан, закажем что‑нибудь пожрать, устроим небольшой банкет.
Анюта скованно согласилась и последовала за Полей на кухню. Происходящее вызывало у нее и любопытство, и ощутимый внутренний дискомфорт. Полину же, казалось, суетливая мельтешня успокаивала. Она бодро накрыла на стол, порезала четыре вида сыра, открыла красную икру и маринованные корнишоны, разлила по бокалам сразу и шампанское, и вино, и коньяк, деловито распорядилась по телефону, чтобы привезли лосось в грибном соусе, огромную бадью греческого салата и пирожные, желательно шоколадные.
— Что пить будешь?
— Я мало пью, — потупившись, призналась Анюта. — Вы знаете… У меня муж… — бывший муж — алкоголик. Каждый раз, когда беру в рот спиртное, вспоминаю о нем.
— Ну и ну, — присвистнула Поля. — Ладно, сейчас расскажешь. Кстати, я без спросу перешла на «ты», предлагаю тебе сделать то же самое. Раз уж мы собираемся вместе выпивать.
— Но я… Полина, спасибо, конечно, за гостеприимство, но я вовсе не уверена… Я бы не хотела потерять эту работу, она мне сейчас нужна… Мне дочку поддержать нужно… А вы сейчас мне все о себе расскажете, а потом наверняка будете жалеть.
Полина, прищурившись, с любопытством ее рассматривала. Надо же, а эта серая мышка дальновидна.
— Ты что, собираешься позвонить в «Экспресс‑газету» и продать им сведения обо мне? — строго поинтересовалась она.
— Н…нет, — запнувшись, ответила Нюта.
— Тогда, может быть, ты собираешься найти моих недоброжелателей и все им вывалить?
— Нет.
— Так в чем же проблема? — Она улыбнулась. — Зачем мне тебя выгонять? Пойми: мне сейчас это нужно физически. Нужно с кем‑нибудь поговорить. А не с кем. Не с кем вообще!
— У вас… тебя нет подруг?
— Представь себе, — развела руками Переведенцева. — У таких женщин, как я, подруг не может быть в принципе. Можно рассчитывать только на эффект попутчика. Но в поездах я не езжу, а в самолетах покупаю билет только в первый класс, где соседями, как правило, оказываются либо те, кого я знаю, либо те, кто знает меня. Теперь понимаешь, как ты для меня важна?