Женщины принца Сигваля

Но позже, он пытался уверять, что свои угрозы Сигваль не выполнит. Что можно наплести ему, наобещать, подписать все бумаги… и не сделать ничего. Потому, что он не посмеет. Потому, что у отца свои люди при Остайнском дворе. Сигвалю не дадут. Он даже не король! Он ничего не решает!

Вот значит… они жгли его деревни, а он не стал делать того же в ответ.

И, после этого, всего лишь трахнуть принцессу на глазах у всех… От него ждали куда большего.

Но его боятся все равно.

Ему выплатили золотом и зерном, в полном объеме, как он требовал. И Керольские земли он заберет, можно не сомневаться. Для того и оставил войска. Он получит все. И торговые уступки тоже. Отец выполнит, что бы там ни говорил.

Вот только она — заложница этих слов.

«Он не посмеет тронуть тебя! Не посмеет, поняла! Он мальчишка! Трус!» Зато отец посмеет нарушить договор и наплевать на нее. Когда войска ушли и никто не держит тебя за яйца — уже не так страшно.

И Сигвалю придется решать.

«Я не король, Оливия. И пока не все решения принимаю я. Могу сказать только, что не позволю забрать у меня жену…»

Становится страшно. И за себя, и, вдруг, за него тоже.

Вон он, едет чуть впереди, отстраненно и хмуро. Ему тяжело. Он устал. Он почти не спал сегодня ночью, да и без того…

— Сигваль… — она подъезжает чуть ближе, толком не зная, с чего начать. Но так хочется… поддержать его, наверно.

Он оборачивается, смотрит на нее.

Она кусает губы. Поддержать… сказать что-то хорошее? Даже обнять. Она почти уже тянет руку, чтобы дотронуться до его руки.

И тут что-то дергается в его лице. Он вздрагивает, словно от пощечины. Крылья носа раздуваются.

— Не лезь, — тихо и страшно говорит он. Так страшно, что сжимается сердце. Резко, зло.

Кажется, еще немного, еще одно слово, и он обматерит ее, и хорошо, если не ударит.

Что она сделала? Что произошло?

Оливия пытается понять.

Что?

Жалость. Он испугался жалости, мелькнувшей в ее глазах.

20. Оливия, фальшь

— Оливия… — Юн уводит ее в сторону. — Не трогайте его, он сейчас отойдет. А если не отойдет, то мы его вечером напоим в трактире. Ничего. И не обижайтесь, он не со зла.

Она не обижается, просто не может понять.

— Мне не стоило…

Сделала что-то не так?

— Даже не думайте, вы ничего не сделали и ничего не сказали такого, — говорит Юн. — Все хорошо. Дело в нем самом, это больная тема.

Оливия кивает.

Дело в нем.

Сигваль едет впереди, чуть ссутулившись, весь в своих мыслях.

А ведь сегодня утром она точно так же сама оттолкнула его. Не так резко, но так же испугалась его нежности. Испугалась, когда он взял ее за руку. Не знала, как быть, не смогла принять. И сейчас — он. Нет, он не специально, конечно, не из мести. Но… Точно так же.

Если бы тогда она бы обняла его в ответ, он бы не шарахался. Или нет?

Обняла бы, да. Он почти ее муж. Они спали в одной постели, она во сне прижималась к его плечу, у нее даже след от его рубашки на щеке остался.

Он далеко не ангел, не праведник, совсем не хороший мальчик, но больше у нее нет никого.

— Я не понимаю, как мне быть, — говорит Оливия, даже не Юну, а, скорее, сама себе. — Не понимаю, как вести себя.

Юн пожимает плечами, ухмыляется

— Да кто же знает, как правильно? — говорит он. — Просто будьте честной, ваше высочество. С ним и, в первую очередь, самими с собой. Не бойтесь его, не бойтесь говорить то, что думаете. Сиг всегда это ценит. И если захотите обнять его — тоже не бойтесь.

— Я… я не…

Она краснеет.

— Да ладно, — Юн ухмыляется шире. — Я вижу, как вы на него смотрите. Что в этом такого? И я вижу, как он смотрит на вас. Поверьте мне, я знаю Сигваля много лет, и вы чем-то крепко зацепила его, это не игра.

Краснеет… все это как-то не так.

Если уж быть честной…

— Я попыталась… не обнять, но… — Оливия кусает губы, это все сложно.

— Вы просто забыли сказать ему, что он ведет себя, как упрямый баран, — Юн смеется… но потом вздыхает. — Не переживайте, все наладится.

Говорить прямо — не просто.

— А как давно вы его знаете?

— О-оо, — говорит Юн. — Мне было восемь, когда отец привез меня в Таллев. Сигу шесть. Он был чем-то похож на Бранда, своего брата, вы увидите, такой же балбес с шилом в заднице. Только Сиг, конечно, всегда был покрепче, да… И всегда делал вид, что ничего не боится.

— Только делал вид?