Женщины принца Сигваля

Расчетливый хитрый дракон…

19. Оливия, выжженные поля

В путь отправились рано утром.

Оливия смотрела на Сигваля… что-то неуловимо изменилось в нем. Или в ней? Она стала смотреть на него иначе. Что произошло?

Ночью так и заснула под его сказки, его тихий голос. Волновалась сначала, но потом успокоилась, расслабилась. Ничего не будет. И даже нет, дело не в этом. Ей все равно никуда не деться… Но и бояться нечего.

Слышала, как он вставал ночью. Тогда не очень поняла зачем, поняла только утром, вспоминая. Когда он вставал — шорох за окном, тихий. Потом что-то ударило в стену, и сдавленный стон. И удар внизу о землю. Сигваль выглянул, махнул там кому-то. «Порядок» — ответили ему. Он кивнул. Постоял еще немного, и вернулся в кровать.

— Что там? — спросила Оливия.

— Спи, все хорошо.

Тогда это было сквозь сон… и только утром Оливия поняла, что кто-то пытался залезть в окно, а люди Сигваля его подстрелили. Кто-то пытался убить принца, а, может быть, и ее тоже. Но пугаться поздно. Он был прав, оставшись с ней на ночь.

Она спала…

И все же, проснулась, прижавшись к Сигвалю. Щекой к его плечу. Просто во сне так вышло.

Он лежит очень тихо, старательно делая вид, что спит, и она осторожно отодвигается. Он делает вид, что не замечает. Очень старательно делает вид. Потом у него чуть подрагивают уголки губ. Смеется…

— Ты не спишь! — не выдерживает Оливия.

— Ну… немного, — он ухмыляется, и только потом открывает глаза, поворачивается к ней, разглядывая ее.

Он так смотрит, что Оливия невольно начинает краснеть.

Спокойная нежность в его глазах, тепло. И что-то большее.

— Ты удивительно красивая. Особенно вот так, утром.

Он говорит это честно, от всего сердца, и все равно, что-то задевает… почти больно… Что-то ломается в ней от этих слов, от его взгляда, его голоса. Она отворачивается.

— У тебя на щеке отпечаток моей рубашки, — говорит он тихо, словно просит о чем-то.

Она зажмуривается.

Он находит под одеялом ее руку, касаясь лишь пальцами пальцев. Она замирает напряженно.

Сейчас…

Нет.

— Давай вставать, Лив, — ровно говорит он. — Позавтракаем и поедем.

Это задевает и его тоже.

Не выходит… Утреннее тепло в его глазах сменяет привычный вежливый блеск. Вдруг становится жаль…

Они собираются… завтракают, почти в тишине.

Вот только, когда он помогает ей запрыгнуть на лошадь, она даже не думает шарахаться. И он не спешит убирать руки… чуть дольше, чем это необходимо. И когда его рука, скользнув, ложится на ее запястье — в груди что-то тихо вспыхивает… искорка. Смущение.

Он отпускает. Отходит. Вскакивает на свою лошадь.

Потом едут по землям Остайна. Молча.

Выжженные поля. Это не сразу бросается в глаза, но заметив раз — не видеть уже невозможно. За лето трава поднялась, кое-где даже успели засеять по второму разу. Но видно все равно. И черные, покосившиеся стволы деревьев, без ветвей, словно столбы…

— Здесь были пожары? — осторожно спрашивает Оливия.

Сигваль бросает на нее взгляд, скрипит зубами.

— Вроде того, — говорит он. — Это ваши. Жгли, когда отступали.

Черная земля.

Почерневшие остовы домов, с провалами окон, с обвалившимися крышами. Оливия видит сначала вдалеке. Потом еще раз — вдоль дороги. Опустевшие, сгоревшие деревни.

Это страшно. А люди? Что стало с людьми, жившими здесь?

Хочется задать вопрос, но ответа она боится.

— А люди? — все же спрашивает она.

Сигваль молча стискивает крепче зубы, на скулах дергаются желваки. Ему не хочется говорить об этом.

— Что стало с людьми? — ей нужно знать.

— И людей тоже, — хмуро говорит Сигваль. — Не везде. Где успели.

Он отворачивается. Даже отъезжает чуть в сторону.

— Они собирали людей в домах, и поджигали, — вместо него говорит Юн, со злостью. — Всех. И мужчин, и женщин, и детей. Всех разом. Не щадя. Уверяли потом, что это лишь справедливость, что это были бейонские земли испокон веков. И это дед Сигваля отвоевал. А люди живущие здесь сейчас — пришлые из Остайна. И надо вернуть, очистить землю для своих. И чистили. Где успели — мы смогли отбить. Но не везде.

Оливии кажется, что темнеет в глазах.

Вот здесь, совсем недавно, творилось такое.

Но на их земле, где прошлись войска Сигваля, не тронули даже поля. Так, прибрали слегка для личных нужд и обеда. Но не мстили в ответ.

Отец долго отказывался верить в серьезность намерений Сигваля. Помнится, даже пытался уверять, что сжечь Лурж, как грозится, Сигваль не посмеет. Кишка тонка. Он же не делал этого раньше, и не сделает сейчас… Он пожалеет людей, мальчишка и слюнтяй, он не сможет. Но когда к стенам подвезли катапульты, снаряды, обмазанные смолой, когда в округе вырубили лес на дрова — отец испугался. И предпочел скорее сдаться, чем сгореть.

Но, что бы отец ни говорил, он боится Сигваля. И все видят, насколько сильно он боится.

Говорят, даже обмочил штаны после личных переговоров за закрытыми дверями. Это все…

Когда войска подошли близко, Оливию с сестрами отослали подальше, в безопасное место, она не застала. Говорят, что отец тоже хотел сбежать, но не успел. Его не пустили.