Женщины принца Сигваля

Что она делает не так? Ему не нравится, как она разговаривает, как улыбается, как делает реверансы. Даже просто стоит Исабель неправильно. Любое ее слово — несусветная глупость, любое ее движение — неуклюжее, как у хромой коровы. Вот предыдущая жена Северина, Гудрун, была образцом идеальной женщины. Изящна, прекрасна и женственна, даже в свои годы. Конечно, это не мешало Северину заводить кучу любовниц, но ведь он король, он имеет право, к чему ограничивать себя? Гудрун все равно была лучше их всех.

Говорят, она не стеснялась ответить мужу, если считала, что он неправ, и даже не стеснялась врезать по морде, когда он совсем переходил границы. Северин боялся ее и уважал. Гудрун было проще, она была всего немного моложе мужа, а Исабель ровесница его детей. Стоит ей только посмотреть не так, не то, что сказать…

И ничего нельзя сделать?

Этот брак навязал королю отец Исабель. И теперь Северин не забывает напоминать ей, что ее подсунули ему, как дешевую шлюху, и теперь она должна стараться изо всех сил. Если хочет так быть королевой — пусть старается.

Но разве она сама хотела этого?

Хуже всего бывает по ночам.

Никто не объяснял ей, что женщина должна делать в постели. Она должна быть послушной и скромной, но… Как быть послушной, когда ей больно и страшно. Да, она вырывается и кричит. Она пытается, но… Ее слезы злят Северина еще больше.

Слезы…

— Эй! Ты чего?

Он подходит неслышно, или просто Исабель рыдала так громко, что ничего не услышала. Сигваль, его старший сын. Он тоже ненавидит ее, потому, что она заняла место его матери.

Что ему сказать?

Исабель не готова разговаривать, тем более с ним. Он такой же, как его отец…

Только шмыгает носом и отворачивается.

— Исабель? — почти растерянно зовет Сигваль.

Потом снимает свой камзол и накидывает ей на плечи.

— Вот, а то замерзнешь совсем, и так губы синие.

Словно с ребенком с ней.

И сам садится рядом, прямо на траву.

Только сейчас Исабель понимает, как действительно замерзла. Ей было так плохо, что не до таких мелочей. Скоро осень… Хочется вернуть камзол, отказаться, но на это нет сил.

Хочется, чтобы хоть кто-то пожалел ее.

— Не стоит, ваше высочество, — говорит она и, так некстати, невольно шмыгает носом. — Вам самому сейчас станет холодно.

Сигваль фыркает и морщится, чуть заметно.

— Во-первых, — говорит он, — давай без всяких «ваших высочеств». Очень глупо одновременно размазывать сопли по лицу и пытаться соблюдать этикет. Давай уж что-то одно.

Исабель вспыхивает от обиды. Снова она все делает не так! Недостойно.

Пытается вскочить, но он ловит ее за плечи. Мягко и осторожно, но очень уверенно.

— Тихо, — говорит он. — Все хорошо.

И от этого «все хорошо» ее вдруг накрывает волной рыданий с новой силой. Невозможно сопротивляться.

А Сигваль обнимает ее, прижимает к себе.

— Тихо, тихо, ну, что ты… — он осторожно гладит ее по спине. — Не плачь, все будет хорошо, мы что-нибудь придумаем.

Словно он и сам знает, что случилось.

Это неправильно. Все не так…

Исабель изо всех сил старается взять себя в руки. Так нельзя. Нужно справиться. Перестать рыдать. Хоть вытереть слезы…

— Это мой отец, да? — серьезно говорит Сигваль. — Ты плачешь из-за него?

Исабель вздрагивает. Пугается даже. Пытается оттолкнуться от него.

Сигваль отпускает.

Он смотрит на нее очень внимательно.

— Да, — говорит Исабель. — Ваш отец… ваше высочество.

У нее дрожат губы.

Сигваль хмурится. Сейчас он спросит: «он обидел тебя?»

— И что опять? — говорит Сигваль. — Он ударил тебя?

Что-то такое в его глазах, что Исабель почти пугается. Холод и оружейная сталь.

Его отец…

— Я сама виновата… — тихо говорит Исабель.

— Да, бля! — искренне возмущается Сигваль. — Какого хера, блядь, ты виновата сама? Думаешь, я не знаю своего отца? Думаешь, я не знаю, как он обращается с женщинами? Да, обычно ограничивается истеричными криками, любит унижать тех, кто не в состоянии ответить. Но если напьется, то может и руки распускать. Что ты могла сделать такого?

Это… Исабель смотрит на него во все глаза. Почти не верит.

— Прости, — говорит он. — Я выражаюсь, как солдат, но ты привыкнешь. Ничего не бойся, я поговорю с ним. Пойдем, я напою тебя горячим вином с медом, и ты немного придешь в себя.

Нет, не верит…

— Он уехал на охоту, — говорит Исабель.

— Ничего. Не за сотню же верст. Я найду его.

— Может быть, подождать, пока он вернется?

— Нет, — просто говорит Сигваль. Он не собирается ждать, и не собирается ничего объяснять.

Его лицо вдруг становится таким взрослым, суровым. Он поднимается на ноги, протягивает руку Исабель, помогая подняться.

У него шрам через все лицо, через бровь и щеку, довольно свежий, но уже затянувшийся. Он дрался из-за женщины. Кажется, со своим другом. Кажется, из-за дочери какого-то мелкого барона, которая потом все равно вышла замуж за другого. И чуть без глаза не остался.

Он же не собирается драться сейчас?

Если Северин узнает, что она пожаловалась, то даже страшно представить, что будет.

— Не надо, пожалуйста, — Исабель пытается утереть слезы. — Не нужно ничего делать. Я и правда сама виновата. Я не должна была…

Сигваль качает головой.