Женщины, раса, класс

В основе подхода Ю. Дженовезе к этой проблеме лежит патернализм. Рабы, по его мнению, так или иначе воспринимали патерналистское отношение своих хозяев, а хозяевам из–за этого патернализма приходилось считаться со стремлением рабов к гуманному с ними обращению. Но так как для хозяев эти устремления рабов в лучшем случае были «ребячеством», неудивительно, что Ю. Дженовезе уверен — рациональное зерно этого гуманизма именно в «расовом смешении». Он не понял, что едва ли можно говорить об «удовольствии, привязанности и любви», когда белые мужчины, благодаря своему экономическому господству, имели неограниченную власть над черными рабынями. Сожительствуя с рабынями, белые мужчины были лишь угнетателями–рабовладельцами, насильниками, а не мужьями или любовниками. Ю. Дженовезе следовало бы прочитать недавно опубликованный роман молодой негритянской писательницы Гейл Джонс «Коррегидора»{67}, в котором приводятся свидетельства нескольких поколений рабынь о сексуальных преступлениях, совершенных во времена рабства.

Е. Франклин Фрезье полагал, что обнаружил в «расовом смешении» наиболее важное культурное достижение черного населения в период рабства. Он утверждал, что хозяин в своем особняке и его сожительница, живущая в отдельном домике неподалеку, олицетворяли собой социальный триумф, пронизанный глубочайшим чувством человеческого согласия{68}.

В то же время, однако, автор не может полностью пройти мимо того факта, что множество женщин не покорялось без борьбы: «Иногда требовалось физическое принуждение, чтобы подчинить рабынь… Это нашло подтверждение в исторических документах и не забыто в негритянских семейных преданиях»{69}.

Е. Франклин Фрезье приводит рассказ женщины, чья прабабушка всегда с волнением рассказывала о том, как она отстаивала свою честь, показывая при этом многочисленные шрамы на своем теле. Но был один шрам, происхождение которого она тщательно скрывала, говоря при этом: «Дитя, белые мужчины подлы, как собаки, держись от них подальше». Только после ее смерти тайна наконец была раскрыта. «Этот шрам, — говорила эта женщина, — память о том, как ее изнасиловал восемнадцатилетний хозяйский сынок. Так появилась моя бабушка Эллен»{70}.

Белых женщин, вступавших в аболиционистское движение, особенно возмущали насилия, чинимые рабовладельцами над рабынями. Активистки женских антирабовладельческпх обществ, призывая белых женщин защитить своих черных сестер, часто рассказывали о жестоких насилиях над рабынями. Хотя эти активистки внесли неоценимый вклад в антирабовладельческую кампанию, они зачастую не могли понять всю сложность положения рабыни. Разумеется, черные женщины сохраняли все черты, присущие женщине, но образ жизни, который они вели в период рабства: тяжкий труд наравне с мужчинами, равенство внутри семьи, отстаивание собственного достоинства, избиения и насилия — все это способствовало появлению таких качеств, которые отличали их от большинства белых женщин.

Одним из самых популярных произведений аболиционистской литературы была книга Гарриет Бичер Стоу «Хижина дяди Тома», которая вовлекла огромное число людей, особенно женщин — гораздо больше, чем когда–либо до этого, — в борьбу против рабства. Однажды Авраам Линкольн сказал о Бичер Стоу, что эта женщина начала Гражданскую войну. Однако огромное влияние, которое оказала эта книга, не должно заслонять того факта, что в ней серьезно искажалась реальная жизнь рабов. Центральная женская фигура романа, Элиза, представляет собой пародию на черную женщину, наивно–идеализированный образ матери, превозносимый в тот период повсеместно, и среди белых, и среди черных. Элиза, полностью отвечала, стереотипу белой матери, а так как она была еще и квартеронкой[9], то ее лицо, как отмечает Бичер Стоу, было чуть–чуть темней, чем у белых.

Возможно, Бичер Стоу рассчитывала на то, что ее белые читательницы узнают в Элизе самих себя, восхитятся ее высокой христианской моралью, материнской самоотверженностью, нежностью и хрупкостью — качествами, которые стремились воспитать в те времена у белых женщин.

Вслед за Элизой, чья «непохожесть» на черную позволила ей стать символом материнства, ее муж Джордж, в чьих жилах, кстати, текло больше белой, чем черной крови, как никто другой предстает на страницах книги настоящим «мужчиной», отвечающим ортодоксальному представлению о мужском превосходстве. В отличие от дяди Тома, домашнего, покорного, ребячливого, Джордж честолюбив, умен, образован и, что самое главное, жгуче ненавидит рабство. Когда в самом начале книги Джордж решает бежать в Канаду, Элиза — чистосердечная и преданная своим хозяевам служанка — ужасно напугана переполнявшей ее мужа ненавистью к рабству: «Элиза молча задрожала. Она никогда не видела таким своего мужа, ее нежная душа, казалось, склонилась, как тростинка, перед этой бурной лавиной страстей»{71}.