Женщины. Разговор не о мужчинах

Факты изнасилования должным образом не фиксируются в полиции, они не выстраиваются в систему, значит, и культура изнасилования остается невидимой. Ее не видят, чтобы не признавать необходимости борьбы с ней. Более того — изнасилование на уровне общих представлений о сексуальности считается «естественным». Обычный патриархатный мужчина считает, что вкладывать пенис в вагину — это естественно, это нормально и делать так до́лжно! То есть это не только его право, но и святой долг перед человечеством, чтобы оно не вымерло. Обычный патриархатный мужчина не может признать факт изнасилования, так как считает, что сексуальный акт — это естественно и он происходит так, как предписано природой. То есть если женщине подбить глаз, то большинство, конечно, скажет, что сама нарвалась, но тем не менее факт насилия будет на лице и не признать его окажется затруднительно. А вот если женщина в результате изнасилования не умерла, то какое же это насилие?! — никакого изнасилования и не было.

В таком духе рассуждает подавляющее большинство обычных патриархатных мужчин. Считается, что «мужская сексуальность агрессивнее женской», и ничего тут не поделаешь — так природа повелела. Эти аргументы — природное предназначение, естественность, женское естество, мужской напор, мужская сила — воспринимаются как не требующие доказательств: так есть, так естественно, так идет от природы. Женщина дает, мужчина берет. А если женщина не дает, то это она себе цену набивает.

И если мужчина все же возмущается изнасилованием, то чаще всего потому, что кто‑то взял чужое, ему не принадлежащее: либо чужую жену, либо дочь, сестру, служанку и т. п. Женскую честь надо было соблюдать, чтобы не попортить товар. И даже когда между мужчиной и женщиной любовные отношения скреплены эмпатией, а кто‑то женщину насилует, то мужчина скорее будет переживать о том, что он не смог отстоять честь своей жены, не сумел защитить ее, а не о том, что пережила женщина, каково было ей перенести насилие, какие муки она претерпела. Не все мужчины не чувствуют женскую боль. Но не чувствующих подавляющее большинство. Подавляющее большинство хорошо ощущает страх жертвы насилия, если жертва одного с ними пола.

Помню, мама прочитала в советской еще газете об изнасиловании девушки на глазах ее матери, прочитала и сказала: «Если бы такая ситуация была в нашей жизни, я бы сделала все, чтобы они надругались надо мной, но тебя бы постаралась спасти». Я уверена, что мама именно так бы и поступила. Уверена, что у большинства мужчин один из самых страшных страхов — стать как женщина, занять позицию женщины, занять ее место в сексуальном акте. То есть им легче умереть, чем подумать: возьмите меня.

И все потому, что место внизу считается «естественным» для женщины, а для мужчин такая позиция противоестественна. По этой же причине они и в изнасиловании не видят того ужаса, который испытывает женщина‑жертва. «Двойные стандарты» очень распространены в культуре российского общества: что позволено мужчине, то не позволено женщине, или что «естественно» для женщины, то не должно случаться в жизни мужчины. А для женщины «естественно» быть в положении униженной, стоять на нижней ступеньке, принадлежать ко второму сорту и принимать насилие как должное. В России даже закон против домашнего насилия не могут принять, потому что мужчины, и находящиеся у власти, и не обремененные никакой ответственностью, не видят здесь проблемы. Во‑первых, считается, что дом — это частная территория и живущие там могут делать что хотят, если это не нарушает общественный порядок. Во‑вторых, «бьет, значит, любит», причем бьет именно муж. В‑третьих, мужчина — традиционно глава семьи, и он может «учить» жену, прибегая и к рукоприкладству в том числе.

Подобные установки действуют и при изнасиловании. Считается, что мужчина должен быть сильным — этот стереотип довлеет над всеми нами с детства. И лучше если мужчина будет сильным с избытком, чем он будет слабее женщины. Считается, что сила сексуальна. Ее избыток, выливающийся в насилие, в жестокость, должен привлекать женщин. Женщина как бы считает, что такой сильный мужчина может защитить ее и ее потомство от других сильных мужчин. Это связано с вечными военными конфликтами. Но именно культура войны порождает отношение к изнасилованию как к «естественному продукту всех войн, во всем мире, во все времена и во всех формах». Мужчина‑защитник насилует чужих женщин, используя изнасилование в качестве оружия, инструмента войны, геноцида и притеснения.

Сексуальность жестока, а жестокость сексуальна. Считается, что любой сексуальный акт — это дар женщине. Она должна воспринимать его как подарок, даже если он совершен с особой жестокостью. Это женщина привлекла мужчину, это он не смог устоять перед ее сексуальной притягательностью. Она пробудила в нем желание схватить ее с такой страстью, чтобы кости хрустнули, распластать на кухонном столе, сорвать с нее одежду и воплотить в жизнь те киношные образы сексуальных актов, которые во множестве порождает культура потребления.