Женщины Цезаря

— Почему мы об этом ничего не слышали раньше, Луций Веттий?

— Потому что я боюсь, вот почему! — резко ответил информатор. — Я не хочу отвечать за обвинение такой большой рыбы, как Гай Цезарь.

— В этом суде, Луций Веттий, большая рыба — я, а не Гай Цезарь, — провозгласил Новий Нигер, — и ты уже обвинил Гая Цезаря. Ты — в безопасности. Пожалуйста, продолжай.

— А что продолжать? Я уже сказал, у меня есть письмо.

— Тогда ты должен представить это письмо суду.

— Он объявит, что это подделка.

— Только суд может это определить. Покажи письмо.

— Ну…

К этому времени почти все, кто скопился на Нижнем Форуме, или находились возле суда, или спешили к нему. Распространился слух: как обычно, у Цезаря неприятности.

— Луций Веттий, я приказываю тебе показать это письмо! — раздраженно крикнул Новий Нигер, а потом понес уже совершенную глупость: — Ты думаешь, что такие люди, как Гай Цезарь, неподвластны этому суду, потому что предки их насчитывают тысячу лет и у них множество клиентов? Это не так! Если Гай Цезарь собственноручно написал письмо Катилине, я буду судить его в этом суде и приговорю его!

— Тогда я пойду домой и возьму его, — сказал Луций Веттий, которого убедили эти слова.

Пока Веттий ходил за письмом, Новий Нигер объявил перерыв. Все, кто болтался без дела, оживленно обсуждая происходящее (в последние годы наблюдение за Цезарем стало лучшим развлечением праздной толпы), бросились купить что-нибудь перекусить и выпить. Присяжные сидели спокойно, их обслуживали судебные слуги. Новий Нигер подошел перемолвиться словом со спикером присяжных, чрезвычайно довольный своей идеей платить за информацию.

Публий Клодий решил действовать. Он поспешил через Форум к курии Гостилия, где заседал Сенат, и уговорил впустить его внутрь. Это оказалось совсем не трудно для того, кто в следующем году войдет туда через главный вход, как равный.

На пороге он остановился, услышав, что баритон Курия в Сенате звучит в полной гармонии с альтом Веттия в суде.

— Говорю тебе, я слышал это от самого Катилины! — обращался Курий к Катону. — Гай Цезарь — центральная фигура во всем заговоре, так было с самого начала и до самого конца!

Сидевший на курульном возвышении рядом с председательствующим консулом Силаном и чуть позади него, Цезарь поднялся.

— Ты лжешь, Курий, — произнес он очень спокойно. — Мы все знаем, кто в этом почтенном органе правления не остановится ни перед чем, лишь бы навсегда выкинуть меня отсюда! Но, почтенные отцы, позволю себе сказать вам: я никогда не был и никогда не буду участвовать в таких темных, в таких потрясающе плохо организованных делах! Любой, кто верит рассказу этого жалкого дурня, — еще больший дурень! Я, Гай Юлий Цезарь, по доброй воле буду общаться со всяким сбродом пьяниц и сплетников? Я, так скрупулезно выполняющий свои обязанности и так тщательно оберегающий свое dignitas, опущусь до заговора с людьми, подобными присутствующему здесь Курию? Мне, великому понтифику, потворствовать передаче Рима Катилине? Мне, чьи предки основали Рим, согласиться на то, чтобы Римом правили такие черви, как Курий, и такие шлюхи, как Фульвия Нобилиор?

Его слова звучали как удары хлыста, и никто не пытался его прервать.

— Я давно привык к клевете, — продолжал Цезарь тем же спокойным, но осуждающим тоном, — но не собираюсь стоять в стороне, пока кто-то платит ничтожествам вроде Курия за то, чтобы мое имя трепали в связи с позорным делом, к которому я не имею никакого отношения! Ибо кто-то платит ему! И когда я узнаю, кто это, сенаторы, они заплатят мне! Вы все сидите здесь, такие умные и замечательные, как курицы на насесте, смакуя омерзительные детали так называемого заговора, а в это время другие курицы устраивают куда более злобный заговор, цель которого — уничтожить меня и мое доброе имя! Втоптать в грязь мое dignitas! — Он вздохнул. — Без dignitas я — ничто! И я предупреждаю каждого из вас: не трогайте мое dignitas! Чтобы защитить его, я разнесу это уважаемое здание вместе с вами! Я сдвину горы, взгромоздив Пелион на Оссу, и украду у Зевса гром, чтобы поразить всех вас! Не испытывайте моего терпения, почтенные отцы, ибо говорю вам сейчас: я — не Катилина! Если бы заговор организовал я, вы были бы уже свергнуты!

Он повернулся к Цицерону.

— Марк Туллий Цицерон, в последний раз тебя спрашиваю: оказал ли я тебе помощь в раскрытии этого заговора? Да или нет?

Цицерон сглотнул. Палата застыла в абсолютной тишине. Никто никогда не видел ничего подобного, и теперь никто не хотел привлекать к себе внимание. Даже Катон.

— Да, Гай Юлий, ты помог мне, — наконец проговорил Цицерон.

— Тогда, — сказал Цезарь уже спокойнее, — я требую, чтобы эта Палата не заплатила Квинту Курию ни одного сестерция из обещанной ему награды. Квинт Курий солгал. Он не заслуживает уважения.

И такой страх охватил каждого сенатора, что Палата единодушно согласилась не платить Квинту Курию. Вперед вышел Клодий.