Женщины Цезаря

«О, Помпей, — подумал Цезарь, откладывая письмо, — ты женился по доброй воле!»

Он нахмурился. Тит Лабиен уехал из Рима в Пицен вскоре после того, как оставил должность. Возможно, он возобновил свой роман с Муцией Терцией. Жаль. Должен ли Цезарь написать Лабиену и предупредить, что его ожидает? Нет. Письмо могут прочитать не те люди. И есть такие, кто мастерски умеют вновь запечатывать раскрытое послание. Если Муция Терция и Лабиен в опасности, они должны будут справиться с этим сами. Помпей Великий важнее. Цезарь начинал видеть заманчивые возможности, которые откроются перед ним после возвращения домой Великого Человека с горами добычи. Земли для солдат из общественных фондов не предвиделось. Его солдаты останутся без земли. Но менее чем через три года Гай Юлий Цезарь станет старшим консулом, а Публий Ватиний сделается его плебейским трибуном. Какой замечательный способ повязать Великого Человека долгом — долгом человеку, который куда более велик!

И Сервилия, и Марк Красc оказались правы. После того поразительного дня на Форуме год преторства Цезаря выдался очень мирным. Сторонников Катилины одного за другим судили и приговорили к ссылкам и конфискации имущества. Луций Новий Нигер уже не был судьей специального суда. После некоторых дебатов Сенат решил передать слушание в суд Бибула.

И, как Цезарь узнал от Красса, Цицерон все-таки получил вожделенный новый дом. Самой большой рыбой из сторонников Катилины, не названной ни одним информатором, был Публий Сулла. Но большинство знали, что, если в заговоре принимает участие Автроний, значит, вовлечен и Публий Сулла. Племянник диктатора и муж сестры Помпея, Публий Сулла наследовал огромное богатство, но не политическую проницательность своего дяди и уж определенно не его чувство самосохранения. В отличие от других, он принял участие в заговоре не для того, чтобы увеличить свое состояние. Это было сделано для того, чтобы оказать услугу друзьям и немного развеять скуку.

— Он просил Цицерона защищать его, — посмеивался Красc, — а это ставит Цицерона в ужасное положение.

— Только если он согласится, — возразил Цезарь.

— Да он уже согласился, Гай.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что наш сочинитель экс-консул недавно навестил меня. У него внезапно завелись деньги на покупку моего дома. Во всяком случае, он надеется, что они у него есть.

— А-а! И сколько же ты просишь за дом?

— Пять миллионов.

Цезарь откинулся на спинку кресла, печально покачал головой.

— Ты знаешь, Марк, ты напоминаешь мне строителя-спекулянта. Каждый раз, когда ты строишь дом для жены и детей, ты клянешься всеми богами, что он останется их домом навсегда. Затем приходит кто-то, у которого денег больше, чем мозгов, предлагает тебе жирный куш, и — фьють! — жена и дети опять без крыши над головой, пока ты не построишь новый дом!

— Он мне стоил больших денег, — сказал, защищаясь, Красc.

— Но не пять же миллионов!

— Ну да, — согласился Красc и просиял. — Тертулле не нравился дом, поэтому она не очень переживает при мысли о переезде. На этот раз я собираюсь купить место на Гермале со стороны Большого цирка — рядом с тем дворцом, в котором Гортензий хочет устроить пруды для своей рыбы.

— И почему же Тертулле вдруг перестал нравиться этот дом — после всех прожитых в нем лет? — скептически спросил Цезарь.

— Он принадлежал Марку Ливию Друзу.

— Я знаю это. Я также знаю, что он был убит в атрии.

— Там что-то есть! — прошептал Красc.

— И с этим привидением дом все-таки приглянулся Цицерону и Теренции, да? — засмеялся Цезарь. — Я говорил тебе еще тогда, что было ошибкой отделывать там стены черным мрамором: слишком много темных углов. И, зная, как мало ты платишь своим слугам, Марк, ручаюсь: некоторые из них не прочь позабавиться, стеная и вздыхая из теней. И еще. Когда ты переедешь, я уверен, что твои призраки переедут с тобой — если только ты не повысишь им жалованье.

Красc вернулся к разговору о Цицероне и Публии Сулле.

— Оказывается, — сказал он, — Публий Сулла хочет одолжить Цицерону всю сумму, если Цицерон будет защищать его в суде Бибула.

— И если его оправдают, — тихо добавил Цезарь.

— О, он этого добьется! — На этот раз Красc засмеялся — очень редкое явление. — Послушал бы ты нашего Цицерона! Занят переписыванием истории своего консульства, ни больше ни меньше. Помнишь все эти собрания в сентябре, октябре и ноябре? Когда Публий Сулла сидел возле Катилины, громко поддерживая его? Так вот, согласно Цицерону, там сидел не Публий Сулла, это был актер Спинтер с его imago на лице!

— Надеюсь, ты шутишь, Марк.

— И да, и нет. Цицерон теперь настаивает, что Публий Сулла провел все эти недели, занимаясь своими делами в Помпеях! Его и в Риме-то не было! Ты знал это?

— Ты прав. В Сенате, должно быть, торчал Спинтер с imago на физиономии.

— Цицерон непременно убедит в этом присяжных.

В этот момент Аврелия просунула голову в дверь.

— Цезарь, когда у тебя будет время, я хотела бы поговорить с тобой, — сказала она.

Красc поднялся.