Женщины Цезаря

— Какой маленький юрист! Но ты не права, Корнелия. Закон разумный, поэтому в нем всегда есть оговорки для тех случаев, когда какой-нибудь черный дрозд попадает в клетку с белоснежными павами. Тебя можно отослать домой. — Цезарь наклонился вперед, взгляд его заледенел. — Пожалуйста, не испытывай моего терпения, Корнелия! Просто поверь мне! Твоей прабабушке не понравится, если тебя объявят неподходящей и с позором отошлют домой.

— Я не верю тебе, — упрямо заявила Корнелия.

Цезарь поднялся.

— Но ты поверишь мне, когда я сейчас же отведу тебя домой! — Он повернулся к Фабии, которая слушала как завороженная. — Фабия, собери ее вещи и отошли к ней домой.

Вот и вся разница между семью годами и двадцатью семью. Корнелия Мерула сдалась:

— Я отвечу на твои вопросы, великий понтифик.

Героическим усилием она сдержала слезы. Ни одна слезинка не пролилась. Цезарю захотелось крепко прижать ее к груди и расцеловать, но делать этого, разумеется, было нельзя. И не только потому, что девочку надлежало если не укротить, то сделать послушной. Семь ей лет или двадцать семь — она весталка, а значит, никаких объятий и поцелуев.

— Корнелия, ты объявила, что я нахожусь здесь под ложным предлогом. Что ты хотела этим сказать?

— Так говорит прабабушка.

— Значит, все, что говорит прабабушка, — правильно?

От страха большие серые глаза стали еще больше.

— Да, конечно!

— А тебе говорила прабабушка, почему я здесь под ложным предлогом, или это было просто заявление, не подкрепленное фактами? — сурово спросил он.

— Она просто сказала так.

— Я здесь не под ложным предлогом, я — законно выбранный великий понтифик.

— Ты — flamen Dialis, — пробормотала Корнелия.

— Я был фламином Юпитера, но это было очень давно. Меня назначили на эту должность после твоего прадедушки. Но потом были обнаружены некоторые неправильности в церемонии, и все жрецы и авгуры решили, что я не могу продолжать служить как flamen Dialis.

— Но ты все еще flamen Dialis!

— Господин, — мягко поправил он. — Я твой господин, черный дрозденок, а это значит, что ты должна вести себя вежливо Я называть меня так.

— Хорошо, господин.

— Я не продолжаю быть фламином Юпитера.

— Нет, продолжаешь! Господин.

— Почему?

— Потому что до сих пор нет другого фламина Юпитера! — торжествующе сказала Корнелия Мерула.

— Это еще одно решение коллегий жрецов и авгуров, черный дрозденок. Я перестал быть фламином. Однако одновременно с тем постановили до моей смерти не назначать на этот пост другого человека. Просто для того, чтобы все в нашем контракте с Великим Богом сделать абсолютно законным.

— О-о.

— Иди сюда, Корнелия.

Она неохотно обогнула угол стола и встала там, где он указал, почти в полуметре от его кресла.

— Протяни руки.

Она отступила и побледнела. Цезарь намного лучше понял, что такое ее прабабушка, когда Корнелия Мерула протянула руки так, как это делает ребенок, готовясь получить наказание.

Великий понтифик тоже протянул руки, взял ее ладошки в свои и крепко сжал.

— Я думаю, тебе пора забыть прабабушку. Она больше не авторитет в твоей жизни, черный дрозденок. Ты заключила союз с коллегией весталок Рима. Из рук прабабушки ты перешла в мои. Почувствуй их, Корнелия. Почувствуй их.

Она повиновалась, застенчиво и робко. «Как печально, — подумал он, — ведь совершенно очевидно, что до восьми лет ее никогда не обнимал и не целовал ее pater familias. И сейчас ее новый pater familias связан серьезными и священными законами, которые запрещают обнимать и целовать ее. Даже если она еще ребенок. Иногда Рим — жестокий хозяин».

— Они сильные, не правда ли?

— Да, — прошептала она.

— И намного больше твоих.

— Да.

— Они дрожат, потеют?

— Нет, господин.

— Тогда больше нечего говорить. Ты и твоя судьба в моих руках. Теперь я — твой отец. Я буду заботиться о тебе как отец. Этого требуют Великий Бог и Веста. Но в основном я буду заботиться о тебе потому, что ты — маленькая девочка. Никто не будет тебя шлепать, запирать в темный шкаф или посылать спать без ужина. Это не значит, что в атрии Весты никого не наказывают. Но наказания тщательно продуманы и всегда соответствуют степени проступка. Если ты что-то разорвешь, то должна будешь починить. Если ты что-то запачкаешь, должна будешь вымыть. Но существует проступок, за который назначается только одно наказание — возвращение домой в качестве неподходящей для весталки. Нельзя быть судьей своих старших. Ты не можешь судить, что коллегия пьет, и с какого края чаши, и как это питье получают. Не можешь определять, какие именно традиции и обычаи должны быть приняты у весталок. Mos maiorum — это не раз навсегда установленный порядок. Он уже не таков, каким был при царях. Как и все в мире, со временем он меняется. Так что больше никакой критики, никаких осуждений. Это понятно?

— Да, господин.

Цезарь отпустил ее руки, оставаясь все в том же полуметре от нее.

— Можешь идти, Корнелия, но подожди за дверью. Я хочу поговорить с Фабией.

— Благодарю тебя, великий понтифик, — вздохнув с облегчением, сказала Фабия.