Женщины Цезаря

— Я ухожу. Мне нужно кое с кем повидаться. Кстати, о домах, — добавил он, направляясь вместе с Цезарем к выходу. — Должен сказать, что Общественный дом — лучший адрес в Риме. Мимо него не пройдешь. Приятно заглянуть туда, зная, что найдешь там дружеское лицо и глоток хорошего вина.

— Ты и сам можешь позволить себе глоток хорошего вина, старый скряга.

— Да, я старею, — согласился Красc, игнорируя последнее слово. — А сколько тебе? Тридцать семь?

— В этом году будет тридцать восемь.

— Брр! А мне пятьдесят четыре. — Красc с сожалением вздохнул. — Ты знаешь, до ухода со сцены я хотел бы еще поучаствовать в большой кампании! Вроде как посостязаться с Помпеем Магном.

— По его словам, не осталось уже ничего не завоеванного.

— А парфяне?

— А Дакия, Богемия, земли по Данубию?

— Это туда ты собираешься, Цезарь?

— Да, я подумываю об этом.

— Парфяне, — посоветовал Красc, перешагивая через порог. — Там больше золота, чем на севере.

— Каждый народ больше всего ценит золото, — сказал Цезарь. — Значит, каждый народ будет давать золото.

— А тебе оно нужно, чтобы вернуть долги.

— Да, мне оно понадобится. Но золото — не великий соблазн, по крайней мере для меня. В этом отношении правильно действует Помпей. Золото просто появляется. Важнее другое: как далеко может дотянуться рука Рима.

В ответ Красc помахал рукой. Он повернул в сторону Палатина и исчез.

Не было смысла пытаться избежать Аврелии, если она хочет поговорить. Поэтому Цезарь прямо от выхода пошел в ее кабинет, теперь тщательно переделанный в соответствии с ее вкусом. Никакого красивого декора, везде ящички, свитки, бумаги, книжные корзины и в углу — ткацкий станок. Счета домовладельцев Субуры больше не интересовали Аврелию. Она помогала весталкам составлять архив.

— В чем дело, мама? — спросил Цезарь, появляясь на пороге.

— Дело в нашей новой весталке, — ответила она, указывая на кресло.

Великий понтифик сел, готовый выслушать.

— Корнелия Мерула?

— Она самая.

— Ей только семь лет, мама. Какую неприятность она может доставить в таком возрасте? Если только она не буйная, а я не думаю, что она такая.

— В наших рядах появился новый Катон, — сообщила ему мать.

— О-о!

— Фабия не может с ней справиться. И никто не может. Юния и Квинтилия ненавидят ее. Они ее щиплют и царапают.

— Пожалуйста, приведи сейчас ко мне в кабинет Фабию и Корнелию Мерулу.

Очень скоро Аврелия привела старшую весталку и новую маленькую весталку в кабинет Цезаря, хорошо обставленный и превосходно отделанный в малиновых и пурпурных тонах.

Действительно, имелось у Корнелии Мерулы что-то общее с Катоном. Она напомнила Цезарю тот день, когда он первый раз увидел Катона, глядя из дома Марка Ливия Друза на лоджию дома Агенобарба, где жил тогда Сулла. Худощавый, одинокий маленький мальчик, которому Цезарь приветливо помахал рукой. Девочка тоже была высокой и тонкой. И цвет кожи и волос похож на Катоновы: рыжеватая шевелюра, серые глаза. И стояла она так же, как обычно держался Катон: расставив ноги, вздернув подбородок и сжав кулачки.

— Мама, Фабия, вы можете сесть, — официально обратился к ним великий понтифик. Затем указал девочке на место перед его рабочим столом: — Встань сюда. Итак, в чем дело, старшая весталка?

— Кажется, дело серьезное! — раздраженно ответила Фабия. — Мы живем слишком роскошно; у нас чересчур много свободного времени; нас больше интересуют архивы, чем служение Весте; мы не имеем права пить воду, которая взята не из колодца Ютурны; мы готовим mona salsa не так, как его готовили во времена царей; мы неправильно рубим части Октябрьского коня; и еще многое другое.

— А откуда ты знаешь, как рубят части Октябрьского коня, черный дрозденок? — ласково спросил Цезарь, предпочитая назвать девочку так («Мерула» означает «черный дрозд»). — Ты не пробыла в атрии Весты достаточно долго, чтобы видеть части Октябрьского коня.

О, как трудно было удержаться от смеха! Части Октябрьского коня, которые стремительно несли в Регию, чтобы кровь окропила алтарь, затем для того же — к священному очагу Весты, — это гениталии коня и хвост вместе с анальным сфинктером. После церемонии эти части мелко рубили, смешивали с оставшейся кровью и сжигали. Пепел использовали на празднике Весты под названием Палилии. Это сельский пастушеский праздник, отмечаемый двадцать первого апреля, в годовщину основания Рима.

— Мне рассказывала прабабушка, — ответила Корнелия Мерула голосом, который обещал когда-нибудь стать таким же громким, как у Катона.

— А откуда она знает? Ведь она не была весталкой?

— Ты находишься в этом доме под ложным предлогом, — прочирикал черный дрозденок, — следовательно, я не должна отвечать тебе.

— Ты хочешь, чтобы тебя отправили обратно к прабабушке?

— Ты не можешь этого сделать. Я теперь весталка.

— Я могу это сделать. И сделаю, если ты не будешь отвечать на мои вопросы.

Она совсем не испугалась. Наоборот, она задумалась над тем, что он сказал.

— Я могу быть исключена из коллегии весталок, если меня обвинят в суде и осудят.