Женщины Цезаря

— Конечно нет, — твердо отверг он. — У меня союз с Крассом и с несколькими банкирами. Но Магн не дурак, даже ты это признаешь. Я ему нужен, чтобы получить землю для ветеранов и ратифицировать его восточные соглашения. С другой стороны, моя главная задача — разобраться в финансовой неразберихе, которую внесли его завоевания на Востоке. Во многих отношениях Магн скорее затруднил положение Рима, чем помог ему. Все очень много тратят и дают слишком много уступок выборщикам. Моя политика на этот год, Сервилия, — выселить из Рима как можно больше бедных, чтобы уменьшить количество зерна, выдаваемого в благотворительных целях. Это облегчит положение казны и позволит выйти из тупика, в который мы зашли с контрактами по сбору налогов. Обе проблемы чисто фискальные, уверяю тебя. Я намерен идти дальше, чем Сулла. Я не позволю губернаторам ворочать провинциями, как своей собственностью. Все это сделает меня героем в глазах всадников.

Она немного успокоилась. В его словах был смысл. Но, возвращаясь домой, Сервилия все-таки чувствовала какое-то беспокойство. Цезарь хитрый. И безжалостный. Если это в интересах политики, он может и солгать ей. Вероятно, он — самый умный человек за всю историю Рима. Сервилия наблюдала за ним в те несколько месяцев, когда Цезарь работал над своим lex agraria, и не могла поверить, что он способен так ясно воспринимать вещи. На верхнем этаже Общественного дома Цезарь поместил сто писарей и заставил их делать копии всего, что он диктовал им — без единой запинки. Закон весом в один талант. Заранее подготовленный, убедительный.

Да, Сервилия любила его. Даже ужасное оскорбление — когда он отверг ее — не оттолкнуло Сервилию. Могло ли что-либо отвратить ее от этого человека? Ей было необходимо считать своего любовника умнее, одареннее, способнее всех в Риме. Если она будет так думать, это успокоит ее гордость. Она, Сервилия, — и чтобы приползла обратно к человеку, который не был лучшим во всем Риме? Невозможно. Нет, человек из рода Цезарей не свяжется с выскочкой Помпеем из Пицена! Особенно если дочь Цезаря помолвлена с сыном человека, которого Помпей убил. Брут ждал ее.

Сервилия была не в настроении разговаривать с сыном. Раньше она могла просто приказать ему уйти. Но в эти дни она проявляла к нему большее терпение. Не потому, что Цезарь сказал ей, будто она слишком строга с сыном, а потому, что отказ Цезаря жениться на ней изменил ситуацию. Впервые ее разум (зло?) не смог справиться с ее эмоциями (добро?). Возвратившись домой после того ужасного разговора, Сервилия дала волю своему горю, гневу, боли. Домашние были потрясены, слуги разбежались. Брут закрылся у себя в комнатах. Он слушал. Потом Сервилия ворвалась в его кабинет и рассказала ему, что она думает о Гае Юлии Цезаре, который не желает жениться на ней, потому что она была неверной женой.

— «Неверной»! — визжала она и рвала на себе волосы. Лицо и грудь над вырезом платья Сервилия расцарапала до крови своими ужасными ногтями. — Неверная! С ним, только с ним! Но я недостаточно хороша для человека из рода Юлиев Цезарей, чья жена должна быть вне любых подозрений! Ты этому веришь? Я — недостаточно хороша!

Это было ее ошибкой. И вскоре Сервилия поняла это. Во-первых, отказ Цезаря еще больше укрепил помолвку Брута с Юлией. Отступила опасность, что общество плохо воспримет союз родителей жениха и невесты — формальный инцест, даже если и отсутствует кровная связь. Законы Рима относительно степени единокровности, допускаемой при заключении брака, были достаточно неопределенны, скорее — и чаще всего — это был вопрос mos maiorum, чем специального закона, записанного на таблицах. Естественно, сестра не должна была выходить замуж за брата. Но когда вопрос стоял о браке племянника или племянницы с тетей или, соответственно, дядей, только обычай и традиция, а также общественное неодобрение могли помешать этому. Браки между двоюродными братьями и сестрами вообще были частым явлением. Таким образом, никто не мог, ни по закону, ни по религиозным соображениям, предать проклятию двойной брак Цезаря с Сервилией и Брута с Юлией. Но, без сомнения, такое никому не понравится!

А Брут был сыном своей матери. Он любил, чтобы общество одобряло все, что он делает. Неофициальный союз его матери с отцом Юлии был все-таки меньшим позором: римляне прагматичны в подобных вещах, потому что подобные вещи случаются, как на них ни смотри.

Вторая ошибка Сервилии заключалась в том, что вспышка ее гнева заставила Брута взглянуть на свою мать как на обычную женщину, а не как на олицетворение власти. Истерика Сервилии посеяла в нем маленькое зернышко презрения к ней. Он не избавился от страха, но теперь мог справиться с этим страхом, не теряя самообладания.

Сейчас Сервилия улыбнулась, села и приготовилась поболтать с ним. О, хоть бы его кожа стала почище! Шрамы под этой неопрятной щетиной, наверное, очень страшны. Они никогда не исчезнут.

— В чем дело, Брут? — мило спросила она.

— Ты не против, если я спрошу у Цезаря, можем ли мы с Юлией пожениться уже в следующем месяце?

Сервилия удивилась: