Женщины Цезаря

Цезарю нравились красивые вещи, поэтому те три комнаты, которые он арендовал на третьем этаже инсулы, тотчас наполнились ими. Его единственный настоящий друг, Марк Лициний Красс, со страстью скупал разного рода движимое и недвижимое имущество. И вот однажды Красс, в порыве щедрости, очень дешево продал Цезарю мозаичное покрытие для пола, чтобы украсить те две комнаты, которые Цезарь занимал сам. Когда Красс купил дом Марка Ливия Друза, ему не понравились мозаики. Но вкус Цезаря был безупречен. Он не встречал ничего лучшего из произведенного за последние пятьдесят лет. Кроме того, Красс собирался использовать квартиру Цезаря, чтобы обучить неопытных рабов, которых он натаскивал в таких ценных и дорогостоящих ремеслах, как оштукатуривание, золочение лепнины и пилястров, роспись стен (что было очень выгодно).

И когда Цезарь вошел в свою новую квартиру, он остался очень доволен великолепной отделкой комнат: кабинета, одновременно служившего гостиной, и спальни. Хорошо, превосходно! Луций Декумий в точности выполнил все его указания и поставил несколько новых предметов мебели именно в тех местах, где хотел Цезарь. Мебель подобрали в Дальней Испании и заранее доставили на корабле в Рим: гладкий консольный стол из красноватого мрамора с ножками в виде львиных лап; позолоченное ложе, покрытое пурпурным тирским ковром; два великолепных кресла. В спальне, заметил он с удовольствием, стояла новая кровать, о которой упоминал Луций Декумий, – огромная конструкция из черного дерева и позолоты, также покрытая тирским пурпуром. Кто, глядя на Луция Декумия, догадался бы, что его вкус совпадал со вкусом Цезаря?

Хозяин этого великолепия не потрудился проверить третью комнату, которая в действительности представляла собой часть балкона, опоясывавшего внутреннюю сторону светового колодца. С двух сторон она была отделена от соседей стеной. Третья сторона тоже была закрыта ставнями, пропускающими воздух, но не позволяющими любопытным заглянуть внутрь. Там имелись бронзовая ванна, бак для воды и ночной горшок. Кухни не было. Цезарь не хотел нанимать слугу, который будет жить в квартире. За чистотой следили слуги Аврелии, которых Евтих регулярно присылал, чтобы вылить воду из ванны, наполнить свежей водой бак и вычистить горшок, а также постирать белье, подмести пол и вытереть пыль.

Луций Декумий уже находился там. Сидя на высоком ложе и свесив ноги так, чтобы не касаться причудливого тритона на полу, он пробегал глазами свиток, который держал в руках.

– Проверяешь отчет коллегии перед тем, как отдать городскому претору? – спросил Цезарь, закрывая дверь.

– Что-то вроде этого, – ответил Луций Декумий, бросив свиток в сторону.

Цезарь пересек комнату, чтобы посмотреть на цилиндр водяных часов:

– Если верить этому маленькому животному, пора спускаться вниз, папа. Вероятно, она не будет очень пунктуальной, если, конечно, Силану не по душе хронометры. Но все же эта матрона не производит впечатления особы, которая не дорожит временем.

– Ты не захочешь, чтобы я оставался здесь, Павлин, поэтому я только впихну ее в дверь и сразу же уйду, – обещал Луций Декумий и вышел.

Цезарь сел за стол написать письмо царице Орадалтис в Вифинию. Писал он так же быстро, как делал все остальное. Однако едва Цезарь успел положить перед собой лист бумаги, как дверь открылась и вошла Сервилия. Его мнение было правильным: она дорожила временем.

Поднявшись, он обошел стол, чтобы поздороваться с ней. Она протянула ему руку так, как это обычно делает мужчина, желая обменяться рукопожатием. Цезарь взял ладонь Сервилии с осторожностью и чуть стиснул тонкие косточки. Возле его стола уже стояло кресло, хотя до прихода Сервилии он еще не принял решения, разговаривать с ней через стол или уютно расположиться поближе к гостье. Его мать права: Сервилия – загадка. Поэтому Цезарь проводил ее к креслу, стоящему напротив стола, а после вернулся на свое место. Положив руки на столешницу, он с серьезным видом посмотрел на визитершу.

Сервилия хорошо выглядит для своих почти тридцати семи лет, решил он, и со вкусом одета в ярко-красное платье. Цвет опасно граничил с любимыми расцветками проституток, и все же одежда матроны выглядела вполне благопристойной. Да, она умна! Густые волосы – такие темные, что на свету они скорее отливали синевой, чем рыжиной, – были зачесаны назад. Разделенные прямым пробором, они закрывали верхнюю часть ушей и соединялись на затылке в пучок. Необычно, но, опять же, весьма строго. Маленький рот с чуть поджатыми губами, чистая белая кожа, черные глаза под тяжелыми веками с длинными, загнутыми вверх ресницами. Брови, заподозрил он, сильно выщипаны, и – что интереснее всего – чуть отвисшая правая щека. Как и у ее сына Брута, насколько он заметил раньше.

Настало время прервать молчание, поскольку казалось, она не собирается этого делать.

– Чем я могу быть тебе полезен, domina? – официально осведомился Цезарь.