Женщины в политике. От Семирамиды до Дарьи Дугиной

Однако логические построения историков, выдвинувших идею матриархата, опираются только на косвенные свидетельства, не имея прямых. В многочисленных этнических группах, практикующих пресловутые матрилинейность и матрилокальность в самых разных концах Земли, политическая власть обычно всё-таки принадлежала мужчинам, опирающимся не столько на подтверждённое отцовство, сколько на свою харизму, боевой опыт и проявленную в сражениях доблесть. Это относится и к индейцам сенека, и к африканским туарегам, и ко многим другим этносам, продолжающим определять род по материнской линии. Особенно убедительным служит пример евреев, чья история развивалась в ближневосточной колыбели письменной цивилизации и потому документирована гораздо лучше, чем у обитателей североамериканских лесов, тихоокеанских островов или сахарских пустынь. Отлистывая страницы самого популярного исторического источника – Ветхого Завета – в глубину веков, мы неизменно обнаруживаем на постах верховных правителей, царей и судей не женщин, а мужчин; несмотря на то, что ветхозаветные дамы издревле выступали хранительницами еврейской традиции наследования по материнской линии.

Нет ничего удивительного в том, что идеальный матриархат, предполагаемый историками, не реализовался в известных нам обществах. Для его воплощения требовалось слишком много совпадений.

Во-первых, выдвижению единственной женщины-лидера в групповой семье мешала бы конкуренция с другими матерями. Если у мужчин, вышедших на тропу войны, единоличное командование и признание персонального лидерства является настойчивой необходимостью, то в женском коллективе, ведущем домашнее хозяйство, такой обязательной потребности в централизованном управлении нет.

Во-вторых, утверждению власти матриарха в предложенной схеме должно содействовать многочисленное мужское потомство, достигшее зрелости и получившее решающий голос в делах рода. Однако первобытные общества, из-за суровых условий существования и высокой смертности, как правило, балансировали на грани простого воспроизводства. Даже трое дееспособных сыновей в то время были редкостью, но и троих оказалось бы совершенно недостаточно, чтобы утвердить власть в коллективе, охватывающем не менее сотни, а то и более тысячи членов.

В-третьих, претензии женщин на вождество обязательно столкнулись бы с амбициями мужчин, которые, как свидетельствует гендерная психология, в любом обществе и во все времена чаще обладают готовностью к риску и более агрессивны, то есть располагают теми качествами, которыми в борьбе за лидерство трудно пренебречь.

Поэтому при описании матрилинейных обществ правильнее говорить не о власти женщин, а об их более высоком социальном статусе по сравнению с положением в обществах патрилинейных.

А если много не отцов, а мужей?

Наибольшие шансы на реализацию полноценного матриархата могли бы получить те народы, где принята полиандрия, иначе – многомужество. В коллективной семье такого типа вопрос конкуренции с другими женщинами снимается сам собой и трон королевы маленького семейного королевства не оспаривается никем.

Многомужество кажется нам явлением совершенно экзотическим. Наш современник гораздо теснее знаком с феноменом обратным – многоженством, полигинией – широко распространённым у наших ближайших восточных соседей. С обычаями полигинии, вызывающими зависть иных русских ловеласов, нас то и дело знакомят народный фольклор и отечественное искусство: от сакраментальной песни «Если б я был султан» из комедии Гайдая до расхватанного на цитаты отечественного вестерна (точнее, истерна, если применять термины «west-запад» и «east-восток») «Белое солнце пустыни». На этом фоне многожёнство выглядит вполне привычным, а для кого-то – даже естественным явлением. Однако и многомужество – не такой уж редкий случай на лице планеты Земля. Как констатируют этнографы, в ХХ веке полиандрия встречалась и даже доминировала примерно в восьмидесяти из нескольких тысяч исследованных этнических групп.

Центром средоточия таких оригинальных отношений стал Индийский субконтинент. Ещё в древнем индийском эпосе «Махабхарата» упоминаются девушка Джатила, вышедшая замуж за семерых мудрецов, и царица Драупади, состоявшая в браке с пятью братьями Пандавами. В «Ригведе» десять богов грома и ветра являются мужьями единственной богини – повелительницы молний Родаси.

Спору нет, царица Драупади и богиня Родаси выглядят типичными олицетворениями матриархата, если не принимать во внимание, что оба персонажа – мифические. Реальная же полиандрия не вполне напоминает идеальное царство женщин, оживлённое в исторических реконструкциях Моргана и Бахофена.