Государство прибегало и к более практичным методам поощрения женщин. Помимо встреч с высокопоставленными чиновниками и фотографий на плакатах и в газетах, такие женщины получали право на дефицитные товары: качественное жилье и мебель, швейные машины, ситцевые платья, приличную обувь и бесплатный отдых в специальных санаториях. М. К. Разина рассказывала, что, пройдя испытания в 1934 году, стала дояркой первого разряда и теперь живет хорошо: имеет отдельную квартиру с электричеством, патефон и радиоприемник [там же: 339]. Как в преимущественно мужских профессиях вроде тракториста, так и, гораздо чаще, в преимущественно женских, таких как доярка, примерные работницы вроде Ангелиной и Разиной становились олицетворением новой эры в деревне, яркими символами успеха сталинской революции и ее уверенного курса на поддержку женщин.
Однако у подавляющего большинства сельских женщин не было ни приличного жилья, ни качественной мебели, ни ситцевых платьев. Деревенские жители не имели доступа даже к самым основным потребительским товарам, например мылу или обуви. Большинство едва сводило концы с концами. К концу 1930-х годов женщины составляли бо́льшую часть крестьян, работавших в колхозах, а миллионы мужчин бежали в город в поисках лучшей доли. Вместо модернизации колхозники в основном получили эксплуатацию. Власть присваивала зерно, выращенное крестьянами, платила им за него сущие гроши или не платила вовсе и почти ничего не оставляла для их собственного пропитания. В 1932–1933 годах, когда часть СССР охватил искусственно созданный голод, миллионы людей умерли от него и связанных с ним болезней. Сельскохозяйственный труд оставался в значительной мере ручным и в непропорциональной степени женским. Составляя примерно 58 % работников колхозов, женщины выполняли две трети изнурительных колхозных работ. Господствовало жесткое разделение труда по гендерному признаку. Местные власти препятствовали доступу женщин к нетрадиционным видам занятий; односельчане ругали, а иногда и преследовали женщин, которые становились ударницами или стахановками[204]
.В 1930-е годы государство не выполнило своих обещаний улучшить доступ к здравоохранению и охране материнства, а также к учреждениям, призванным освободить крестьянок от бремени домашней работы, хотя и предприняло некоторые шаги в этом направлении. К 1939 году во всем СССР насчитывалось всего 7000 больниц, 7503 родильных дома, 14 300 поликлиник и 26 000 фельдшеров, обслуживавших сельское население численностью более 114 400 000 человек[205]
. Хотя это количество и представляло собой немалый прогресс по сравнению с предыдущим десятилетием, все же это по-прежнему была капля в море. Единственно доступной медицинской помощью, особенно в маленьких и удаленных деревнях, оставались народные целители и народные средства. Сеть сельских детских садов, которые должны были освободить женщин от заботы о детях, далеко не выполняла задач, поставленных пятилетним планом. Бремя домашней работы ложилось, как всегда, на плечи женщин, причем при отсутствии самых элементарных удобств: водопровода, сантехники в доме, электричества. Женщины же брали на себя и основную часть ухода за приусадебным участком, с которого кормилось большинство семей. В результате рабочий день у женщин длился намного дольше, чем у мужчин. Однако при этом женский труд ценился ниже мужского, потому что считался в основном неквалифицированным и потому что его вклад в коллективное производство был меньше. И в любом случае, как ни воспевали новую независимую колхозницу с ее самостоятельным заработком, заработная плата колхозников, если ее вообще выплачивали, шла обычно в семью, а не поступала в чье-то личное распоряжение.