Женщины в России, 1700–2000

Эти перепалки происходили вскоре после смерти Ленина в январе 1924 года. Через несколько лет Иосиф Сталин закрепил свою победу над соперниками в борьбе за политическую власть. В некоторых отношениях взгляды этих женщин из рабочего класса напоминали идеи партийных консерваторов, которые рассматривали сексуальный вопрос как маргинальный и делали упор на упорядоченном и ответственном супружеском сексе. Как выразился Арон Залкинд, ведущий апологет точки зрения об ограниченности сексуальной энергии и ее использовании для служения обществу: «Очень боюсь, что при культе „крылатого Эроса“ [отсылка к идеям Коллонтай] у нас будут плохо строиться аэропланы». При Сталине эти консервативные взгляды одержали победу.

Оценка 1920-х годов

Несмотря на все проблемы первых лет и на гендерные предрассудки, как явные, так и скрытые, революция все же предоставила женщинам низших классов беспрецедентные возможности. Наиболее доступны они были для молодых горожанок, особенно одиноких и не обремененных ответственностью за детей. Если такие женщины были готовы принять новые ценности и способны преодолеть или игнорировать барьеры гендерных предрассудков, перед ними открывался новый мир. Последствия можно измерить в цифрах: доля женщин в сельсоветах выросла с 1 % в 1922 году до 11,8 % к 1927 году. С 30 547 женщин — членов партии в 1922 году, что составляло около 8 %, к 1929 году количество женщин в Коммунистической партии выросло до 13,7 %, притом что сама партия численно увеличилась почти втрое. Эти женщины стали авангардом новых советских женских трудовых ресурсов. Они работали администраторами, учительницами, врачами, юристами, судьями, университетскими преподавательницами, редакторами, библиотекаршами, инженерами. Софья Павлова была лишь одной из тысяч таких бенефициарок большевистской революции. «Нигде больше в европейском мире не было такого количества женщин-юристов, профессоров, ученых и художников, а также судей и партийных секретарей, как в Советском Союзе к 1930 году», — писала Барбара Клементс [Clements 1997: 250]. Имеет ли значение в свете таких достижений, был ли истинный мотив чисто утилитарным, был ли он направлен на то, чтобы сломить сопротивление и гарантировать поддержку режиму, как утверждают многие? Или то, что в трудный момент власть предпочла направить свои ограниченные ресурсы на другие цели? Или то, что женщины занимали в основном должности нижнего звена и нигде в советском обществе конца 1920-х годов не пользовались настоящей властью? Или маргинализация женщин в послереволюционной культуре?

То, как историки оценивают 1920-е годы, во многом зависит от того, какими источниками они пользуются и на чем делают акцент. Двадцатые годы были временем невероятной текучести и переменчивости. Государство еще не выработало четкой линии по гендерному вопросу (как и по многим другим, следует заметить). Феминистские элементы марксистского мировоззрения позволили в отдельных случаях добиться реальных изменений в интересах женщин. Особенно в начале 1920-х годов те, кто принял революцию, ощущали такие возможности для самовыражения, каких не имели никогда раньше. Среди них была не только молодежь, но и художники, писатели, критики, профессионалы и ученые, которые стремились влиять на политику правительства в тех вопросах, в которых считали себя компетентными. Многие двойственные послания того периода — а их было множество — возникли в результате борьбы за влияние и власть. Воздействие этих посланий на реальных женщин варьировалось в зависимости от их характера, возраста, социального и семейного положения. В целом сильнее всего отличает этот период от последующих тот факт, что женщины имели право голоса в дебатах и собственную организацию (Женотдел), стремившуюся включить их в революционный процесс, а также то, что сама эта полифония оставляла женщинам пространство для маневра. Разница будет ясно видна в 1930-е годы, когда исчезнут и полифония, и простор для маневра, и Женотдел.

Рекомендуемая литература

Коллонтай А. М. Избранные статьи и речи. М.: Изд-во политической литературы, 1972.

Дает возможность ознакомиться со взглядами этой оригинальной мыслительницы.

Bernstein F. Envisioning Health in Revolutionary Russia, 1921–1928 // Russian Review. 1996. Vol. 55. N 3. P. 191–217.

Исследует влияние гендера на формирование методов искоренения венерических и других болезней.

Bonnell V. Teh Representation of Women in Early Soviet Political Art // Russian Review. 1991. Vol. 50. N 3. P. 267–288.

Farnsworth B. Teh Rural Batrachka (Hired Agricultural Laborer) and the Soviet Campaign to Unionize Her // Journal of Women’s History. 2002. Vol. 14. N 1. P. 64–91.

Анализирует ограниченность большевистской политики применительно к беднейшим жительницам села.