Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер

Родные и друзья писали осужденным. Им же было запрещено отвечать (право на переписку они получили только с выходом на поселение). В этом сказался все тот же расчет правительства на изоляцию декабристов. И опять замысел разрушили женщины. Они писали от своего имени, копируя письма декабристов, получали для них корреспонденцию и посылки, выписывали русские и иностранные газеты и журналы. Эта деятельность декабристок приняла общественный характер, ибо информация о сибирских изгнанниках распространялась далеко за пределы родственного круга. Каждой из них приходилось писать 10, а то и 20 писем в неделю. Особенно обширный круг корреспондентов был у Волконской и Трубецкой, лично знакомых со многими родственниками каторжан: их "норма" доходила и до 30 писем в "почту". Нагрузка этих женщин была столь велика, что у них иногда не оставалось времени писать собственным родителям и детям. "У меня столько хлопот теперь, и на этой почте столько писем мне писать,- сообщала Давыдова дочерям,- что я насилу выбрала время для этих нескольких строк"⁴⁰.

Несмотря на цензурные препоны (местные власти, канцелярия иркутского генерал-губернатора, III отделение), женщины не ограничивались сухой информацией родным декабристов об их близких, писали тепло и сердечно.

Е. С. Уварова не уставала восхищаться "чудесными письмами" "сестры по изгнанию" - Марии Волконской, которая обладала "великолепным искусством", позволяющим ее корреспондентке как бы увидеть брата - Михаила Лунина. "И эта женщина,- восклицала Уварова в одном из писем декабристу,- действительно величественная, которая соблаговолила взять на себя нашу переписку, которая оставила высокое социальное положение, отца и мать и, больше того - своего ребенка и которая единственная, кажется, не ведает того, что она сделала, и никогда не упомянет о своих жертвах, которая написала мне в последний раз, как, чтобы преподать сыну урок мудрости, она отвела его в тюремный двор,- она создает самую трогательную из элегий, вызывающую слезы у каждого, кому я ее передаю..."⁴¹ Копию письма Волконской Екатерина Сергеевна послала тетушке - Е. Ф. Муравьевой, "зная, какое удовлетворение оно ей принесет"⁴².

"Правила, касающиеся жен преступников, ссылаемых на каторжные работы" гласили: "...жены преступников, живущие в остроге или вне его стен, не могут посылать писем иначе, как вручая их открытыми коменданту. Всякое письменное сообщение иным способом воспрещается". Однако известно, что и "преступники" и их жены находили много способов нарушать эти правила. Так, Е. И. Трубецкая, едва приехав в Иркутск, вступила в "недозволенную переписку" с мужем через сектанта-духобора, установила связь с известным сибирским купцом Кузнецовым, который в дальнейшем стал одним из наиболее надежных посредников в нелегальных сношениях декабристов, передала письма возвращавшемуся в Петербург К. Воше.

Сестра Сергея Волконского отпустила на волю крепостного Григория Павлова, который поехал в Иркутск и успел передать барину вещи без ведома властей. "Человек сей,- сделал предположение генерал-губернатор Лавинский, после того как все раскрылось,- может быть, для того, собственно, в Иркутск отправлен, дабы получать и пересылать через него какие-либо сведения и т. п., следовательно, в предупреждение сей неуместности, я полагал бы выслать его обратно"⁴³.

Вся нелегальная переписка декабристов, как теперь установлено, шла через Иркутск. Здесь главной пособницей ее стала Варвара Шаховская, невеста П. А. Муханова, поселившаяся в доме сосланного декабриста А. Н. Муравьева, мужа сестры⁴⁴.

От Шаховской - Муравьевых нити вели в московский дом Е. Ф. Муравьевой. Правнучка Никиты Муравьева - А. Бибикова не раз видела в гостях у бабушки Софьи Никитичны "бывшего сибирского купца-миллионера, потом разорившегося,- Кузнецова. Он был одним из посредников по передаче денег Никите Михайловичу, и при этом единственным честным посредником. Бабушка встречала его радостно и с почтением..."⁴⁵.

Для нелегальной переписки употреблялись коробки с двойным дном, ящики для табака и пр.⁴⁶ Использовались все "секретные случаи" для оказий - через сибирских купцов, столичных чиновников, ревизовавших Сибирь, родных и знакомых.

Преданные люди находились и среди служащих и дворовых: горничные, повара, гувернантки курсировали в Сибирь и обратно до той поры, пока это не бросилось в глаза шефу жандармов. Заинтересовала Бенкендорфа и Христина Шель, которая в связи со смертью А. Г. Муравьевой везла вещи покойной в Москву, к ее свекрови. Поэтому 20 декабря 1832 г. он распорядился, чтобы все нанимавшиеся на работу в Петровский завод люди жили там "по крайней мере, три года", а по возвращении в Россию подвергались тщательному осмотру⁴⁷.