Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер

Вместе с Цениной в коммуну пришла ее подруга Маша Коптева, по определению К. И. Чуковского, "избалованная, изящная московская барышня, дочь богатых родителей", "салонная нигилистка", но "имевшая у властей репутацию чрезвычайно вредной особы"⁹⁰. Имея богатых родителей, она вместе с Маркеловой, Макуловой и Цениной работала в женской издательской артели. В одной квартире с нигилистками поселился столбовой дворянин Слепцов вместе с родственниками Языковым и Головачевым. Таков был выясненный на сегодняшний день состав "Знаменской коммуны". У каждого из ее членов - своя комната, которую жилец должен был убирать сам (прислуга содержалась только для кухни и стирки). Общих знакомых принимали в приемной, личных - каждый в своей комнате. Расходы у членов "Знаменской коммуны" были общие.

По воспоминаниям участников коммуны, В. А. Слепцов "задумал осуществить фаланстер Фурье", но решил вести дело постепенно. Организуя общежитие "на началах взаимной помощи", он видел в нем первый этап. "Удастся нам ужиться и расширить это дело - сейчас же явятся подражатели, - мечтал он.- Такие коммуны распространятся, укоренятся, и тогда мы ли, последующие ли поколения будем развивать дело дальше до настоящего фаланстера"⁹¹. В коммуне Слепцов организовал бюро для добывания работы. Именно он помог женской издательской артели найти первую книгу для перевода. Он же устраивал научно-популярные лекции для женщин, концерты, литературные вечера, спектакли, сборы от которых шли в пользу нуждавшихся представительниц "слабого пола".

Внутренние неурядицы стали проявляться с первых дней существования коммуны. Нигилисток возмущали "аристократические замашки" Слепцова: он, например, покупал цветы для общей приемной, желая "придать комнате менее казарменный вид". Вызывала гнев женщин и излишняя, по их понятиям, роскошь квартиры: приличная мебель, люстры и т. д. Дополнительных расходов требовали "приемные дни" в каждый вторник: коммунальная жизнь разжигала естественное любопытство. "И каждый приглашенный,-по воспоминаниям очевидцев,- чувствовал себя польщенным, так как он встречал здесь избранное общество: художников, писателей, наиболее интересных людей того времени, и вечеринка проходила необыкновенно оживленно".

Хозяйство вел сам В. А. Слепцов - женщины пренебрегали этим занятием. Во время визита А. Я. Панаевой он, разливая чай, сказал ей тихо: "Ни одна из наших дам не хочет разливать чай, находят, что слишком скучно". Не случайно, поэтому одна из шестидесятниц считала важной причиной распада коммуны тот факт, "что женщины того времени обнаруживали отвращение к хозяйству и простому труду, перед которым в теории они преклонялись".

Внешняя обстановка складывалась также неблагоприятно. По городу поползли слухи (чему в немалой степени способствовала прислуга) о появлении новой секты под названием "коммуна"⁹⁵. Обыватели обсуждали сплетни о сожительстве красивого молодого человека (Слепцов отличался исключительной красотой) с десятком женщин, о чаепитиях в приемные дни, превращавшихся якобы в разнузданные оргии. Устрашающие слухи доходили даже до провинции. С. В. Ковалевская писала в "Воспоминаниях детства": "Главным пугалом родителей и наставников в палибинском околотке была какая-то мифическая коммуна, которая, по слухам, завелась где-то в Петербурге. В нее - так, по крайней мере, уверяли - вербовали всех молодых девушек, желающих покинуть родительский дом. Молодые люди обоего пола жили в ней в полнейшем коммунизме. Прислуги в ней не полагалось и благородные барышни-дворянки собственноручно мыли полы и чистили самовары.

Само собою разумеется, что никто из лиц, распространявших эти слухи, сам в этой коммуне не был. Где она находится и как она вообще может существовать в Петербурге, под самым носом у полиции, никто точно не знал, но тем не менее, существование подобной коммуны никем не подвергалось сомнению"⁹⁶.

На самом же деле жизнь в коммуне протекала следующим образом: с утра - "добывание хлеба насущного", в пять часов-обед, за чаем-обмен мнениями, впечатлениями, вечерами все работали по своим комнатам. В приемные вторники также никаких бесчинств не наблюдалось. Следовательно, формально властям не к чему было придраться. Однако "городовые бессменно торчали у подъезда квартиры коммуны"⁹⁷. Преданные ныне огласке полицейские и агентурные документы свидетельствуют о каждодневной, неустанной слежке за ее членами.⁹⁸