Сплетни, доносы, надзор III отделения, внутренние неурядицы привели "Знаменскую коммуну" весной 1864 г, к роспуску. А что нам известно о дальнейшей судьбе ее участниц? Все они были под явным или тайным надзором полиции, занимались переводческой работой, в том числе через посредство женской издательской артели. Е. И. Ценина благополучно вышла замуж и к событиям прежней жизни возвращалась уже только в мемуарах. Иной была судьба Е. А. Макуловой. "Я видела ее недавно,- записала Е. С. Некрасова в 1889 г.- Как сильно она изменилась! Ни грязных рук, ни стриженых волос! в новомодной шляпе, в платье с трэном и с отделкой - и даже в шиньоне. По ее словам, она с умыслом надела шиньон: ей надо было получить позволение ехать в Париж, для этого должно было явиться к Трепову. В то время она ходила еще с обстриженными волосами. Но, отправляясь к Трепову, подвилась. "Удовольствие стоило 50 к.". Л Трепова не застала дома. Отправляясь в другой раз, нашла, что выгодней будет купить шиньон, чем каждый раз подвиваться. На этот раз Трепов оказался дома. Он не пропустил без внимания шиньона на голове знаменитой нигилистки. "Ага! - сказал он,- вы начинаете исправляться!
Почти все коммуны, по наблюдениям Л. П. Шелгуновой, "в первый же год рассыпались"100
. Другая шестидесятница - М. К. Цебрикова - резко отзывалась о попытках ее современников организовать коммунальный быт: "Притупляют женщину мелкие хозяйские заботы, тошно от поверки счетов прислуги. Но эту беду можно и капиталистическим способом излечить. В 60-е годы затевались артельные дома. Отдельные квартиры и общая кухня, где жильцы могли по своим надобностям получать все необходимое. Фаланстеры, как Герцен верно сказал, казармы отчаяния человечества"101. Современные исследователи считают, что трудно не согласиться с их точкой зрения, что "попытка организовать жизнь на новых началах в шестидесятые годы не могла не потерпеть фиаско", оказалась "несбыточной утопией", "менильмонтанским семейством", по меткому выражению Салтыкова-Щедрина102. Но при всем том коммуны с участием женщин, как и все другие проявленияЗажимаясь
Глава пятая
"ФАЛАНГА НОВЫХ ЖЕНЩИН"
"Могут ли девицы, посещать лекции и прилично ли это?"
"Раз в осенний семестр 1860 г. сидим мы, студенты-юристы второго курса, в IX аудитории и поджидаем профессора Кавелина... по времени входит Кавелин, но, к крайнему нашему удивлению, вслед за ним показалась фигура ректора П. А. Плетнева, ведшего под руку молодую миловидную барышню... Барышня имели резко выраженный итальянский тип, небольшого роста, всегда одета в черное шерстяное, простого фасона платье; волосы у нее были несколько подстрижены и собраны в сетку. То была Наталья Иеронимовна Корсини
, дочь небезызвестного тогда в Петербурге архитектора Иеронима Дементьевича Корсини"1. Автор этих воспоминаний Л. Ф. Пантелеев перепутал дату первого появления женщины в Петербургском университете: это случилось годом раньше, в 1859-м.2Вслед за Натальей Корсини в университетские аудитории пришли другие женщины: ее сестра Екатерина (в замужестве Висковатова), Антонина Петровна Блюммер (в замужестве Кравцова), Мария Арсеньевна Богданова (по мужу Быкова), Мария Александровна Бокова (урожденная Обручева), Мария Михайловна Коркунова (по мужу Манассеина), Надежда Прокофьевна Суслова3
. Поскольку действовавший в ту пору университетский устав 1835 г. вообще не предусматривал присутствия женщин в университете, то есть не существовало на это ни разрешения, ни запрета, начальство не препятствовало посещению ими лекций. Примерно через полгода после появления в Петербургском университете Н. И. Корсини на некоторых лекциях (по свидетельству того же Л. Пантелеева) "дам бывало чуть ли не столько же, сколько студентов"4. Н. Г. Чернышевский в письме в Саратов 20 декабря 1860 г., сообщая родным о кузинах, часто бывавших на лекциях, писал: "Этот обычай посещать университет дамы и девицы приняли в последние два года...