Потерпел фиаско и «кинороман» Высоцкого с Татьяной Дорониной
в фильме «Еще раз про любовь». В сентябре 1967 года режиссер Георгий Натансон пригласил Высоцкого попробоваться на роль Электрона Евдокимова. Татьяна Васильевна рассказывала: «Мы с ним нашли общий язык очень быстро. Обычно, если ранее с актером нигде не работал, «притирка» идет… ну, скажем, неопределенное время. А тут мы почти экспромтом даже не сыграли — «размяли» одну сцену, посмотрели ее в кинозале — именно то, что надо! Такая свобода, раскованность. Фальши ни грамма. К сожалению, Высоцкий не был утвержден на роль…»[516]Георгий Натансон не соглашался с мнением актрисы: «Было отснято несколько больших фрагментов, которые потом украли… Володя просил пошить ему башмаки на высоком каблуке, потому что был ниже Дорониной. Когда мы с Радзинским и Татьяной просмотрели отснятый материал, стало ясно, нужно срочно искать другого актера. Высоцкий со своим бешеным темпераментом «рвался» из кадра на волю…»[517]
Но духовная связь Высоцкого и Дорониной, тем не менее, существовала. Недаром, двадцать лет спустя после совместных проб, выступая на учредительном съезде Союза театральных обществ, Доронина обратилась за моральной поддержкой к покойному поэту: «У Высоцкого есть стихи «Бить человека по лицу я просто не могу» — это писал актер об актерах. Это мы — не можем бить человека по лицу, ибо лицо для нас означает «лик», но нас бить почему-то можно. И мы, говоря со сцены слова о правде, справедливости и добре, терпим это, фигурально выражаясь, мордобитие — годами…»[518]
Как уже говорилось, с Ларисой Лужиной
Высоцкий шапочно был знаком еще со студенческих лет. Общительный выпускник Школы-студии частенько наведывался во вгиковское общежитие в Ростокинском проезде. Но он был тогда никто, а Лариса уже знаменитой киноактрисой.Она дебютировала еще в 1959 году в «блокбастерё» Станислава Ростоцкого «На семи ветрах». Затем была «Большая руда» с Евгением Урбанским, участие в многочисленных телесериалах в ГДР (ого! — по тем-то временам. — Ю. С.) — «Доктор Шлоттер», «Встречи», «Вешние воды». Даже стала лауреатом национальной премии ГДР и премии «Золотой лавр телевидения». Одним словом, «звезда»:
Густонаселенный мир кино законам природы не подчиняется. В нем то и дело возникают невидимые флюиды, связи, призраки. Ну а как иначе объяснить необъяснимое присутствие Марины Влади в жизни Ларисы Лужиной?!
Франция, Канны, 1962 год, премьерный показ все того же фильма «На семи ветрах». Полный успех. А настроения нет. Спустилась Лужина в кафе, заказала кофе. И вдруг к ней за столик подсаживается интересный мужчина. Мать честная, да это ж сам Робер Оссейн, муж Марины Влади! Предлагает что-то выпить и вдруг спрашивает по-русски: «Мамочка, ты из Москвы, из России?» Он галантен, хорош собой, произносит удивительно красивые комплименты. И, в конце концов, начинает настойчиво приглашать Ларису осмотреть его гостиничный номер: «Тебе что — запрещается, нельзя? Сколько же тебе лет?» — «Двадцать один». — «Тогда можно, ты уже все знаешь. Марина в четырнадцать все знала, пойдем! Я не буду на тебя кидаться, только поцелую». Но бесстрашная комсомолка решительно отказывается. Теперь, как говорил в подобных случаях Михаил Жванецкий, «переживает страшно». Да и Ростоцкий тоже, узнав об этом, ругал Ларису: «Вот дура какая. Оссейну отказала!..»[519]
Но все же местные папарацци едва не «подставили» молоденькую «кинозвездочку», опубликовав в журнале «Пари Матч» репортаж с Каннского фестиваля под красноречивым заголовком «Сладкая жизнь советской студентки». Материал украшал снимок Ларисы, азартно танцующей «буржуазный» твист. Увидев всю эту «порнуху», Фурцева пришла в ужас и повелела никогда не выпускать эту дрянную девчонку за рубеж.
«Вину» взял на себя руководитель делегации, авторитетный мэтр советского кино Сергей Гераси-мов, который заявил грозному министру культуры, что это именно он заставил свою ученицу исполнять это «безобразие». Словом, казните, «Катерина Лексевна»…
Через несколько лет будущий муж Марины Влади Владимир Высоцкий посвятил Лужиной песню «Она была в Париже…» Опять Влади, Париж… Мистика какая-то. Или сердцем предчувствовал поэт свою скорую встречу с «колдуньей»?
Лужина вспоминает, что поначалу ей та самая песня не очень-то понравилась, даже показалась обидной. Героиня ее какая-то легкомысленная: то она в Осло, то в Париже. Хотя в этих городах она действительно была. И не только в них — еще и в Тегеране, и в Варшаве, и, естественно, в немецких городах, и в…