Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…»

А что еще оставалось делать прежней «девочке с лучистыми глазами» из безукоризненного советского кино? Конечно, смириться. С начала 1960-х годов она почти не снималась (доброжелатели нашептывали ей, что все это — козни чиновников, стремящихся хотя бы косвенно насолить опальному Любимову). Не было ролей и в театре. Ее, не уступавшую красотой и талантом Ладыниной, Смирновой, Окуневской и Макаровой, обошли званием народной артистки. А он, ее Юра, — бывший актер-середнячок театра имени Вахтангова, нежданно-негаданно стал самой яркой звездой на московском театральном небосклоне.

Ну, что ж… Людмила Васильевна постепенно овладела искусством давать ненавязчивые, но крайне ценные советы мужу, плести замысловатые интриги, влиять на репертуарную политику. Любимов, шутя, называл ее Циалковской, Генералом. В таганском закулисье она слыла своенравной «хозяйкой», в лихие для театра времена принимавшей образ «декабристки». В 1971 году имя Людмилы Целиковской мелькнуло на театральной афише в качестве соавтора Любимова в композиции спектакля по А.С. Пушкину «Товарищ, верь…» Правда, много позже Юрий Петрович всячески открещивался от этого «плодотворного соавторства».

Отвечая на вопрос, помогала ли «Таганке» Людмила Целиковская, Любимов искренне удивлялся: «Люся? Ну чем же она могла помочь? Вы все в мифах живете. Если власти человека, который им сделал бомбу, сослали в Горький! А тут — актриса, которая еще Сталину не понравилась! Посмотрел фильм с ее участием и сказал: «Какая это царица? В гробу чего-то улыбается. Не надо ее снимать вообще». Когда с Люсей было плохо, ее не могли даже в хорошую больницу поместить. Мои приятели позвонили «портретам» — и только после грозного голоса Андропова я ее отвез в лучшую больницу…»[496]

Что ж, «в мифах» — так в мифах. Но, как упрямо утверждают знающие театральные тайны люди, «знаменитые таганковские поэтические композиции и инсценировки повестей и романов писала для театра Людмила Васильевна — в театре их незаслуженно пренебрежительно называли «болванками», на основе которых режиссер ставил свои самые лучшие спектакли…»[497]

Например, Валерий Золотухин настаивал: «Надо отдать должное Людмиле Васильевне Целиковской, соавтору инсценировки («Товарищ, верь…». —  Ю.С.), великолепному знатоку русской культуры. К тому же, как актриса, она понимала, как расставить текст, чтобы безошибочно нажимать на те «клавиши», которые заставляют биться сердца зрителей…»[498] Авторитетный театральный критик Борис Поюровский и вовсе называл Людмилу Васильевну «локомотивом и мозговым центром Театра на Таганке»[499].

Думаю, что не только за комплимент, отпущенный Людмилой Васильевой в свое время Дыхович-ному за исполнение роли Пушкина — «Юра, у тебя есть потрясающий артист, которого ты почти не используешь» — Иван Владимирович позднее взял под свою защиту репутацию Целиковской. «Она была очень творческим, живым человеком. И при этом настоящей женщиной — страстной, с неистовым характером… Слухи о том, что она была хозяйкой театра и барыней, сильно преувеличены…»[500]

Так или иначе, именно Целиковской, поговаривают, поклонники «Таганки» начала 1970-х обязаны появлению в репертуаре театра «Деревянных коней» по Федору Абрамову и «Зорь» по Борису Васильеву.

Сводившая с ума миллионы мужчин Советского Союза, она была смелым экспериментатором в любви. Сперва вышла замуж за Юру Алексеева-Месхиева, потом за писателя Бориса Войтехова. Зато следующим ее избранником стал прославленнейший, обласканный властями актер Михаил Иванович Жаров. Потом, в 1949-м, неожиданно вышла замуж за главного архитектора Москвы академика Каро Алабяна. Когда через десять лет Алабян умер, пятым мужем Целиковской, наконец, стал Юрий Любимов, ее давнишний, но безуспешный воздыхатель.

Говорили, что Любимов вовсе не был святым и погуливал на сторону. Юрий Петрович считал, что «женщины его любили, потому что чувствовали, что я их люблю…»[501] Целиковская, наверное, об этом догадывалась. Но относилась к романам мужа снисходительно. Но вот венгерскую журналистку Каталину, с которой у Любимова случился краткосрочный роман во время гастролей в Будапеште, простить не смогла. Что получилось? Театральная Москва невзлюбила Каталину и очень жалела Целиковскую[502].

Другая часть театральной публики считала, что Каталина была осознанным выбором самого Любимова. Ей было 30, ему — вдвое больше. Как признавался Юрий Петрович, «жена у меня появилась… вроде бы случайно, а в то же время все как-то к этому заранее шло…» А, может быть, счастливый пример Высоцкого подстегивал Мастера к зарубежной вольнице?