Отношение Высоцкого к Зинаиде Славиной было трогательно нежным, как к несмышленому ребенку. Он постоянно опасался, что ее кто-либо может обидеть, оберегал от мирской суеты. Славина вспоминала эпизод, когда Владимир как-то спросил ее, будет ли она на юбилейном вечере в театре. «Нет, Володя, у меня нет подходящего платья». Через двадцать минут у меня было платье в гримерной, в пакете. Он обратился к своим друзьям, которые помогли ему: принесли платье для меня. Он мне дал его и сказал: «Зинаида, будь незабудкой. Ты заслужила. Вот тебе платье…»[419]
Из Парижа он ей, как правило, привозил дефицитные в те годы колготки, приговаривая, что ножки должны быть аккуратные…«Мне очень недостает Володи, — жаловалась Славина. — Он был очень азартный игрок, и мы всегда заряжались творчеством друг от друга. Например, в «Преступлении и наказании» я должна была обязательно слушать за кулисами, как он читает монолог Свидригайлова, ловить его верхнюю ноту и только потом «впрыгивать» в свою сумасшедшую Екатерину Ивановну. А если я этого не делала, то у нас получался диссонанс… Мы очень доверяли друг другу. Однажды я сидела в зале, смотрела, как он репетирует «Галилея», и плакала. Он увидел: «Ты плачешь, Зинок? Значит, это трогает? Это пойдет? Я отвечала: «Володя, милый, это будет на ура». И он радовался. У нас с ним была платоническая любовь, которая возвышала, помогала в искусстве…»[420]
Славина называла своего партнера «человеком-праздником», который часто, приходя на репетиции, собирал ребят и говорил: «А я песенку сочинил, я вам спою» — и дарил свою новую песню.Она с благодарностью вспоминает, как Владимир Семенович, «выездной» и материально почти благополучный, всегда старался помочь товарищам по театру — то сколачивал из нескольких человек бригаду и тащил за собой куда-нибудь в Донецк, где они за несколько дней давали два десятка концертов, то пристраивал на съемки. Так было, например, с фильмом «Иван да Марья», режиссеру которого Рыцареву Высоцкий заявил: «Если наших артистов не возьмешь — я тоже не буду сниматься». В итоге все рекомендованные актеры играли в фильме, а он отказался. А потом говорил: «Я вас продал за песни…»
Именно ей Высоцкий дней за пять до смерти жаловался: «Зинаида, ты знаешь, мне что-то очень тяжело, я чувствую себя очень плохо, мне как-то все время спать хочется». Она, забеспокоившись, участливо спрашивала: «Володя, Володя, кофейку принести, чайку тебе, что тебе принести, Вова?» А он опять повторял: «Ты знаешь, спать как-то очень хочется. Что-то я устал!..»[421]
Отвечая на вопрос анкеты Меньщикова в 1970 году о любимой актрисе, Высоцкий, не раздумывая, написал: «Зинаида Славина». А к 10-летнему юбилею театра разразился строками:
«Он был моим любимым актером, — признавалась Славина. — Мы были парой гнедых. Мне легко с ним было играть, потому что он помогал, он тянул, был лидером. И мы доверяли друг другу самое сокровенное, как брат с сестрой. На репетициях он знал текст первым. Все еще ходили с листами в руках, в Высоцкий уже все помнил наизусть… Он обычно рано приходил на репетиции. Готовился, делал гимнастику. Всегда повторял текст. Заглядывал в гримерную, говорил: «Давай, Зинок, пройдемся, чтобы отскакивало от зубов». А когда он один на ходу выверял текст, говорил вслух, не стесняясь. Мог не заметить людей… Мимо меня раз прошел с текстом, говорю: «Володенька, мы с тобой не поздоровались, ты что, сердишься на меня?» — «Нет, — говорит, — я был в себе»… Разгримировывался он быстро, потому что всегда спешил домой. Быстро ездил на машине, и такая же быстрая походка у него была. И ел быстро, как человек, умеющий работать. Володя очень быстро заканчивал трапезу, не было с ним такого: посидеть в буфете, потянуть время…»[422]
Они были знакомы еще до театра. Он как-то остановил ее в студенческом общежитии, сказал: «Хочу тебе спеть, посиди, послушай. Есть у тебя время?» Он выбрал ее по глазам. Стал петь. Славиной песни очень понравились, она его расхвалила.
А потом, уже в театре, когда Зинаида делала ему комплименты, Высоцкий таял от смущения. Когда ругали — скулы ходили ходуном и пот заливал лицо. Именно к Славиной пришел Владимир Семенович за советом, когда его выгнали из театра за пьянство. Что делать? Актриса, недолго думая, ляпнула: встань перед Любимовым на колени и скажи: «Отец родной, не погуби!» Высоцкий послушался. Но когда он рухнул перед «шефом» на колени, Юрий Петрович решил, что Высоцкий пьян и стал кричать: «Щенок, встань с колен! Ты что ползаешь, встать не можешь?» Прощенный Гамлет потом заглянул к Славиной: «Ну ты, Зин, и научила…»