Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…»

Таганская Офелия — Наталья Сайко, вынырнув из «Щуки», как раз подоспела к «Гамлету». Ее взяли на договор с годичным испытатальным сроком. Нервничала, переживала, боялась провала, робела перед партнерами. Первая встреча с Высоцким случилась на дежурной репетиции «Десяти дней…». Первое впечатление — «порывистый, легкий, одержимый… За кулисами, во время перерывов — Высоцкий, Шаповалов, Золотухин, Бортник, Васильев, гитара и песни…»[423] Вчерашней студентке удалось быстро вписаться в первую обойму актрис театра. Не без помощи Высоцкого. Она говорит, что его отношение к ней было «какое-то деликатное, наверное, потому, что я была «очень неопытный товарищ». Она частенько вспоминает, как ей долго не давалась сцена сумасшествия Офелии, «та, где она напевает песенку и раздает веточки вербы. Я измучилась, но не могла найти верную интонацию. И Володя дал совет: возьми, говорит, вот эту строчку тоном выше. Обладая абсолютным слухом, он мгновенно определял, что мне мешает. И все получилось!..»[424]

Сайко благодарна Высоцкому, который спас ее от любимовского гнева во время одной из репетиций. Это было как раз накануне поездки на белградский театральный фестиваль. Она легко могла «пролететь» мимо Югославии. Но многоопытному Гамлету очень ловко удалось отвлечь «шефа», переведя разговор-перебранку на сторонние проблемы. Но руки-ноги у Сайко и после репетиции дрожали. И она, усевшись за руль своей новенькой машины, с управлением, естественно, не совладала и — «отблагодарила» Владимира Семеновича, прилично приложившись к его шикарному лимузину. Мнительная, перепуганная до потери чувств Наташа долго не могла прийти в себя. Вечером буквально на коленях умоляла мужа дозвониться «жертве ДТП» и извиниться за нее. Выслушав «адвоката», Высоцкий засмеялся: «Яша, да ты скажи ей: пусть она плюнет на это дело. Что она переживает — это же железяка…»

Многим своим таганским коллегам Высоцкий, играючи, посвящал шутливые строки. Особенно повезло партнершам по дебютному спектаклю Любимова «Доброму человеку из Сезуана» — Людмиле Возиян, Елене Корниловой, Инне Ульяновой, которым к 100-му представлению (22 марта 1965 года) поэт подарил свои трогательные праздничные поздравления. Их, конечно, не стоит расценивать как поэтические шедевры. Скорее — это знаки особого внимания…

Ульяновой, например, он посвящает такие строки:

«Наша неизменная блондиночка!
Может, роли и не очень те!
Но обе проститутки ваши, Инночка,
На большой моральной высоте!»

Ульянова, вне всяких сомнений, была и есть обособленной фигурой таганской труппы. Она не стремилась соперничать с Демидовой или Славиной, но неизменно оставалась заметной на сцене. Да и в кино, и на телеэкране. Но главное — в жизни.

Одна из киногероинь Ульяновой — дама в лисьей накидке — дерзко заявляла незабвенному Штирлицу: «В любви я — Эйнштейн!» Сам того не ведая, автор сценария «Семнадцати мгновений…» попал в «десятку».

По мнению знатаков «закулисья», ее всегда окружали видные мужчины. Поговаривали о многолетнем романе Ульяновой с легендарным олимпийцем, прыгуном в высоту Валерием Брумелем. Хотя сама Инна Ивановна утверждала, что «он никогда не был моим любовником, скорее, «подружкой»… За то время, что мы были соседями по дому, и он, и я поменяли супругов несколько раз…»[425]

Самым романтичным и ярким из поклонниников Инны Ивановны был сын вечной страны любви — Франции — военный летчик эскадрильи «Нормандия-Неман» Жан-Пьер Константер, которого Инна звала просто Костей. Они случайно познакомились в 1977 году в Москве. Роману помог разгореться сказочный гастрольный тур «Таганки» по Франции, состоявшийся спустя несколько месяцев. Она признавалась, что «все свободное время между спектаклями… посвящала рандеву с Жан-Пьером. Я влюбила его в себя…»[426] Так что же, выходит, не только Высоцкому было по плечу кружить головы «беспечных парижан>>\.. Впрочем, Ульянова сожгла переписку со своим французским другом, письма можно было мерять килограммами.

Как-то, подводя определенные итоги, Инна Ивановна призналась: «У меня были потрясающие романы. Согретая под пальто мимоза, письма, стихи… Романы были красивые, поэтические, не какие-то там таскания по мужикам. Если я начну о них рассказывать, потребуется… несколько десятков часов…»[427]

Официальная пассия «шефа» (даже для Целиковской, которая считала увлечение «Юрочки» простительной слабостью), весьма и весьма соблазнительная Леночка Корнилова удостоилась таких, несколько двусмысленных, строк от Высоцкого:

«Если будешь много плакать
И за все переживать, —
После сотого спектакля
Будет нечего рожать».