Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…»

Но вот уж ресторан «Распутин» Высоцкий мог, безусловно, отыскать и с закрытыми глазами. Он водил туда своих гостей послушать Алешу Дмитриевича. «Возможно, благодаря тому, что Алеша не умел читать и писать, у него был бешеный нюх! — вспоминал потом Костя Казанский. — Ахмадулина сказала: «Господи, на каком языке он поет! Давай напишем ему слова!» А Володя говорит: «Оставь, это его язык, русский Алеши Дмитриевича!..»[446]

Как счастлива была Ахмадулина, когда Высоцкий опять-таки с помощью Марины Влади подарил ей невероятную встречу с живым классиком русской литературы Владимиром Набоковым… «Мы с мужем Борисом Мессерером оказались в 1977 году в Швейцарии и мои друзья, русские люди, живущие за границей и безмерно любящие Россию, знавшие про мое отношение к Набокову, организовали мне встречу с ним…» — рассказывала она[447]

На вечере памяти Владимира Семеновича в Центральном доме кинематографистов 24 января 1987 года Изабелла Ахатовна говорила: «Высоцкий — несомненно, вождь своей судьбы. Он предводитель всего, всего своего жизненного сюжета… И мне довелось из-за него принять на себя жгучие оскорбления, отношение к нему как к независимому литератору. Я знаю, как была уязвлена столь высокая, столь опрятная гордость, но опять-таки будем считать, что все это пустое. Я полагаю судьбу Высоцкого совершенной, замкнутой, счастливой. Потому что никаких поправок в нее внести невозможно…»

Смерть Владимира Семеновича, словно короткое замыкание, шарахнула по поэтам. Одной из первых боль коснулась Ахмадулиной.

Она написала в шекспировском стиле:

Твой случай такой, что мужи этих мест и предместий
Белее Офелии бродят с безумьем во взоре.
Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной:
Так быть или как? Что решишь ты в своем Эльсиноре?

Пусть каждый в своем Эльсиноре решает, как может.

Дарующий радость, ты — щедрый даритель страданья.
Но Дании всякой нам данной тот славу умножит,
Кто подданых душу возвысит до слез, до рыданий.

Спасение в том, что сумели собраться на площадь

Не сборищем сброд, бегущим смотреть на Нерона,
А стройным собором собраться, отринувших подлость.
Народ невредим, если боль о певце всенародна.

Народ, народившись, не неуч.

Он ныне и присно не слушатель вздора.
Быть иль не быть? Вот вопрос — как нам быть?
Не взыщите.
Не жаль, что сердца разбиваются наши.
Лишь так справедливо.
Ведь если не наши, так чьи же?!.

Затем Ахмадулина принимала живейшее участие в разработке концепции мемориального спектакля памяти Высоцкого. Во время одного из «мозговых штурмов» высказала шальную идею: поставить «Гамлета»… без Гамлета… Еще она сказала: «…Пекло боли останется безутешным, и навряд ли найдется такая мятная прохлада, которая когда-нибудь залижет, утешит и обезболит это всегда полыхающее место»[448]

Однако бывший муж Беллы Ахатовны писатель Юрий Нагибин считает, что «Б. Ахмадулина недобра, коварна, мстительна и совсем не сентиментальна, хотя великолепно умеет изобразить беззащитную растроганность. Актриса она блестящая… Белла холодна, как лед, она никого не любит, кроме — не себя даже, а производимого ею впечатления…»[449] С ним категорически был не согласен другой бывший муж Ахмадулиной, поэт Евгений Евтушенко, с восхищением рассказывая, что его первая жена была единственной, кто отважился навестить опального академика Сахарова в горьковской ссылке, с нежностью добавляя при этом: «Вот какая она, наша Беллочка!»[450]

Однокурсница Ахмадулиной по Литературному институту Юнна Мориц явно переоценила свои хрупкие силы, когда в начале 71-го года попыталась вмешаться было в «операцию» по спасению Высоцкого от самого себя и их общего пагубного недуга, обманом отобрав у него авиабилеты на Кавказ. Ее темпераментный напор и бесцеремонность сперва вызвали у Владимира Семеновича недоумение, а затем мягкий, но решительный отпор.